— Заберите германцев с собой, — попросила она. — Сожгут нас, не пожалеют.
Младший лейтенант прижимал к разорванной гимнастерке пальцы, затем рассматривал их. На пальцах виднелась кровь.
— Василий, погрузи офицерика и тех сволочей.
Машина горела за околицей, и мы к ней не приближались. Погрузили, кроме наших погибших бойцов, троих убитых немцев и покинули хутор. Лошадь шла с трудом, мне не нравилось, что мертвые немцы лежат на телах наших бойцов. Я предложил Суслину:
— Давайте выбросим их, чего лошадь мучить.
Забрали документы, бумажники, записные книжки. Из трофеев нам достались две винтовки, автомат и пистолет немецкого офицера, который забрал младший лейтенант. Все шли настолько опустошенные, что даже не думали о вражеских самолетах. Они пролетали где-то вдалеке, не обращая внимания на группу русских солдат, бредущих по степи вслед за крестьянской телегой.
Суслину от жары и напряжения сделалось плохо, из носа потекла кровь, идти он не мог. Мы посадили его на телегу, он опрокинулся на солому рядом с мертвыми телами бойцов. Торопясь уйти из хутора, не захватили воды, нечем было даже смочить тряпку. Когда вернулись в батальон, младшего лейтенанта отправили в санчасть, отчитываться пришлось мне. Разведку я считал удачной, но меня подвел собственный язык. Докладывая комбату и комиссару о случившемся, я правдиво изложил, как вели себя жители хутора.
— Наверное, фрицев ждут. На нас волками смотрят, за руки хватали, мешали стрелять.
Присутствовал еще один политработник, как впоследствии оказалось, корреспондент газеты. Никогда бы не подумал, что в такой тяжелой обстановке можно думать о газетных делах. Он уставился в меня сквозь круглые стекла очков.
— Ты ничего не путаешь?
— Говорю как есть.
— Выходит, жители хутора настроены враждебно к нашей армии?
— Получается так, — пожал я плечами. — Впрочем, они не ко всей армии, а к нам относились враждебно. Кому понравится, когда возле твоего дома стрельбу начинают. Мы ушли, а фрицы снова придут, сожгут их к чертовой матери.
— Они обязаны были эвакуироваться, а дома сжечь сами.
— Там деды с бабками и дети были. Куда им идти?
— Конечно, лучше под фашистов лечь, — наседал на меня политработник. — Странная у вас логика, товарищ сержант.
Что такое логика, я не знал. Понял, что занял не ту позицию, и разозлился на очкастого. Хорошо здесь рассуждать, а там люди хотят лишь выжить. Куда им идти? Хозяйство бросить, собственные дома сжечь. Они еще не рехнулись.
— В том хуторе, наверное, казаки живут? — понимающе кивнул очкастый. — Мало их били…
— Я не спрашивал. В здешних хуторах все смешались: русские, хохлы, казаки…