На задних местах сидели двое. Один из них, в синем бостоновом костюме, дремал, привалившись к спинке. Второй был Гуреев. Руки его были прочно скручены солдатским ремнем, во рту торчала тряпка, какими обычно протирают стекла машин.
…Утром Гуреев по вызову выехал в управление. Возле площади его остановили незнакомые люди. На руках у них краснели повязки, и шофер решил: автоинспекторы.
Так и оказалось. Неизвестные предъявили документы и сели в «Победу».
— Придется поехать с нами…
Гуреев развернул машину и направился в противоположный конец города. Надо торопиться: начальник дороги не любит опозданий.
У одного из домов заводского поселка шоферу приказали остановиться.
— Подождите. Мы недолго.
Гуреев выключил мотор, закурил.
Прошло пять минут, десять — никто не появлялся.
Водитель стал нервничать: «Почему я должен их возить? Некогда!»
Но тут же возразил себе: «Уедешь, неприятностей не оберешься».
Наконец автоинспекторы вернулись. Гуреев быстро повел машину в город, на центральное шоссе.
Но выехать на него не пришлось.
— На Восточную дорогу! — услышал шофер тихий приказ и, искоса бросив взгляд на сидящего рядом человека, увидел в его руке нож.
За городом неизвестные связали Гуреева его же ремнем, заткнули рот тряпкой, пересадили на заднее сидение.
Машина, дергаясь и завывая, двинулась вперед.
«Господи! — думал Гуреев, даже в этом невеселом деле оставаясь шофером. — Как ведет машину, подлец! Свалит! Не иначе — свалит под откос!»
Заскрежетали тормоза. Остановив «Победу» на опушке, водитель поднялся и кивнул сообщнику:
— Тут в самый раз. Вытаскивай.
Они выволокли Гуреева на траву и стали совещаться.
В чистом вечернем воздухе до Гуреева долетали тихие обрывки слов. И поняв, о чем речь, он побледнел, сжал зубы, напряг мышцы. И тут же, мгновенно приняв решение, вытянул вперед скрученные руки и бросился бежать. Широко открыв налившиеся кровью глаза, ощутив внезапный прилив сил, он несся в глубь леса, тяжело, со свистом дыша.
Позади, треща сучьями, не разбирая в темноте дороги, бежал кто-то из тех двух.
Вдруг лицо Гуреева обожгла боль. Он наткнулся на сухую ветку и головой вниз полетел на землю.
В следующую секунду понял: лежит в неглубокой канаве, наполненной густой гниловатой водой.
Приподнял голову, прислушался. Мешали удары сердца. Бешено колотилась кровь в висках, не хватало воздуха.
— Утек, собака! — услышал он злобные приглушенные слова и, хлебнув воздуха, опустился в воду.
Выждал, поднял голову, вслушался в ночные звуки.
Негромкие возбужденные голоса раздавались где-то далеко, как из-под земли. Потом все стихло. Стало мрачно. Дневные птицы уже кончили свои песни, ночные — молчали.