– Натка… Ли… Это… что? – он стоял, быстро моргая от растерянности, и портфель перевесился у него под рукой, норовя выскочить тем временем из-под мышки. – Вы чего здесь устроили, девочки?
Но его уже никто не боялся. Судя по переходу на имена и распущенному на шее галстуку, свой рабочий день директор школы считал оконченным, а как воспитатель, пусть даже с портфелем в руках, он решительно ничего строгого из себя не представлял.
– Матвей Изольдович, мы… – Наташа встала с корточек, обернулась и не успела произнести дежурное «больше не будем»: её готовый просить прощения взгляд и наивная улыбка пришлись на захлопнувшуюся уже дверь…
Через тридцать пронзительно долгих секунд директор школы робко постучал в двери собственного кабинета: «Девочки… можно?». И, появившись, абсолютно не знал, куда себя деть, а лишь промокал большим клетчатым платком всё потеющий лоб и повторял «Всё прибрали…. Ага…. Молодцы… Теперь интерьер…». Эту фразу он, похоже, придумывал, когда только входил первый раз в кабинет.
Интерьер состоял из лёгкой сиреневой занавески на окно, огромного, во всю стену, листа диаграммы школьных показателей, портрета Антона Макаренко и принесённой Наташей со склада запылившейся репродукции с картины Шишкина “Рожь” («Матвей Изольдович, скучно же! Пусть хоть маленькая картинка пока повисит, а потом я вам ещё лучше сама нарисую!»).
Лика, забравшись на стул, вешала всё на торчавшие с прошлого года в стене гвозди, Наташа подавала, что прийдётся, а директор поддерживал Лику за талию, потому что сам он со своей комплекцией на жалобно поскрипывающий стул взобраться никак не мог.
Спокойно пришёлся на своё привычное место только всегда скромно улыбающийся педагог всех времён и народов. Занавеска же постоянно соскакивала с навешенных уже деревянных колец и несколько раз, вообще, чуть не оборвалась полностью. К тому же карниз был под самым потолком, и Лике приходилось всё время тянуться изо всех сил вверх. Из-за этого её длинная спортивная майка задиралась, задиралась, задиралась… пока взиравший вверх и искренне переживавший за Лику Матвей Изольдович не ощутил у себя под ладонью упругий голый живот… Лишь Наташа заметила, как он слегка покраснел и стремительно одёрнул на Лике маечку. Но работа кипела, и процедуру одёргивания пришлось повторить ещё трижды.
– Фух! – измученная Лика соскочила со стула на пол, под тёмной чёлкой на лбу её выступили капельки пота. – Матвей Изольдович, я не буду диаграмму эту вешать! Зачем она нужна, такая громадина! Давайте Наташину картинку повесим и всё!