– Ли… лапочка… как же! – Матвей Изольдович в который уж раз за день был потерян и смят. – Без диаграммы это не кабинет будет, а вообще неизвестно что! Ну, хорошо, я сам повешу. Только подайте мне…
Он стал снимать пиджак, примериваясь взобраться на стул.
– Нет, я вас не пущу! – Лика опередила его, мгновенно присев перед ним на краешек подрассохшейся школьной мебели. – Стулья сначала нормальные сделайте в мастерской, а потом будете на них карабкаться! Наташ, тащи уже эту простыню, попробуем…
Наташа прыснула, представив, как всё-таки Матвей Изольдович будет карабкаться на стул, когда его сделают нормальным в мастерской, и стала разворачивать свисающую со стола сложенную вчетверо диаграмму.
Диаграмма захлёстывала своими устремлёнными ввысь показателями всех по очереди и одновременно. Расшатавшиеся гвозди норовили выскочить из стены, Лика тихонько бубнила что-то себе под нос, а Наташа от души хохотала каждый раз, когда сорвавшийся один или другой край укутывал Лику с Матвеем Изольдовичем в подобие готовой к открытию скульптуры какого-нибудь памятника.
Когда приступы хохота немного схлынули, Наташа озабоченно уставилась на вешающих образцово-показательные достижения: Лика изо всех сил тянулась, закрепляя противоположный от неё край на последнем гвозде, с Матвея Изольдовича пот лил в три ручья, а его пухлая растопыренная ладонь крепко сжимала через спортивные трусы Ликину попу…
– Матвей Изольдович, а, правда, вы подглядываете за девочками? – тихо спросила посерьёзневшая вдруг Наташа, и директор чуть не выпустил поддерживаемую Лику из рук.
– Наташка, не балуйся! – воскликнула пошатнувшаяся на стуле Лика.
– Нет, не правда! – произнёс Матвей Изольдович, стараясь всё-таки удержать Лику в её полуакробатическом этюде.
– Нет – правда!
– Нет – не правда!
– Нет – да…
Наташа села на директорский стол, Матвей Изольдович выпустил из рук переливающиеся под трусами булочки, и Лика, повесив, наконец, безумную диаграмму, облегчённо спрыгнула со стула.
– С чего ты взяла?
– А чего вы сидите в кустах каждый раз, когда мы купаемся ночью?
Да, это был общеизвестный детдомовский ненорматив: летом в дежурство Матвея Изольдовича можно было сбега́ть на ночной пляж их маленькой речки. Всеми остальными ночами двери детского дома с вечера накрепко закрывались, а вот строгий директор школы и безответственный воспитатель Матвей Изольдович любил попить чайку в сторожке у приветливой Марьи Ипатьевны. Правда, негласно им оставлялся за себя какой-нибудь дежурный из мелкашей, который и сообщал через полчаса-час после свершившегося ночного побега о случившемся, зачастую сам перед этим вдоволь набрызгавшись в тёплой ночной воде. Тогда Матвей Изольдович схватывался за сердце и торопился на берег…