– О мимолётное виденье… передо мной явилась ты… Две… – изреклось из могучей груди лесовика.
– Чегось? – Пелагея не поняла.
– Заходи, когда босой пришла! Там чего дверь ломать жать в косяк? – Осип сдвинул заржавшие туго меха в свой баян. – Это где же такие страшные, да перепуганные звери лесные водятся теперь по ночам? Вы откуда взялись меня напугать?
– Дяденька, мы потерялись совсем… – завыла пошти што Пелагея-то жалобно.
Ну да дело уж в гору пошло. Самовар на стол, вдруг картоха кипит, смешные грибы маслёнки в плохе катаются, малосол из-под пол огурцы. Да краюха, да стерлядь с под потолка, да тот же друг-первач – пир горой, вот и всё, ниоткуда возьмись. Сидят девы две, как зачарованные, сами и не свои. Из прогладного леса с холода на такой вдруг огонь попасть… Так тогда наливай!
И вот стало хорошего много, но мало всё ж. Так как жадничает. Осип-то на первач: себе всяко нальёт, а девахам лишь счёт до трёх дошёл – как повыстыли чарки, что ни возьми, а там дно лишь видать. Пелашка первой не вынесла. Склонилась, чуть ухо найдя у Аришки-то, да и шепчет, что слышно лишь по лесу: «Я ебаться хочу!» «Ну уж ты!», ей Аришка в ответ попунцовела за дружку такую хорошую, «Терпи, Пелашка, ты что? Распоясалась!» Осип, как не расслышал, себе – до краёв. Ухнул враз и говорит в закуски вмест: «Ну!.. Чего, моя милая, там схотелось тебе?» «Хочу…», собирать глаза в кучу Пелашка, «Хочу ссать!» «Идём до ветру!..», вынес вердикт на всех Осип-друг. Всех и вынесло в полуночный разгар, чтоб в лесу не шуметь.
Ссали дружно, от света недалеко, оттого натерпелось ведь уж. «А правда, дядичка, што у лесовиков хуй большой огромный такой?», Пелашка не вынесла. Аришка прыснула. «Нет… То брешут всё!.. Какой там большой…», обернулся Осип баклажкою такою своей, что Пелашке чуть не присвистнулось: там такой был висюн, как бывает лишь только, наверно, во сне. «Уж нет, дядичка!..», только и вздохнулось с захмелевшего горюшка девке, «Так хотелось, а делось куда! До тебя напрасно в гости ходить. И с таким ебаться не мастерица я…» «Да ты брось горевать!», засмеялся над ней лесовик, «Мягко вправим, так может обрадуешься?» «А эт как это – мягко?», Пелашка – глаза горят: может влезет и вправду? «А вот в дом пойдём, попробуем. Там растопыришься удобнее, а я наставлю. Как налезешь сама на него, значит можно, пройдёт…» Аришка, покачиваясь, подошла и взяла писуна, как хороший жгут в руку: «Ого! Не, Пелашка, тебе не войдёт, больно крепок большук!» Она с силою дёрнула несколько раз нагнетающийся уж конец. «Да держи – улетит!», загоготал лесовик, «Крепче бери, красивая, за узду-то коня!»