— У меня нет такого желания, — заверил он ее ровным голосом. — Но вы — дурочка, если станете отрицать свое желание поцеловать меня.
— Как вы смеете… — выдохнула Лине.
— Не пытайтесь отрицать это. Ваше тело достаточно красноречиво говорит за себя. — Он с укором взглянул на нее.
— Отпустите меня! — вскричала она, и лицо ее залила краска.
— Я отпущу вас, если вы признаетесь, что хотите меня.
— Отпустите меня, — предупредила она, — или я закричу.
— В борделе? — рассмеялся он. — Никто не обратит на это внимания.
— Если вы сию же минуту не отпустите меня, я сделаю так, что вас… закуют в кандалы!
Ее слова рассмешили его.
— В кандалы? По какому обвинению — за то, что я поцеловал вас?
— Вы… простолюдин. — Она буквально выплюнула это слово. — Вы не имеете права прикасаться ко мне. Во мне течет благородная кровь де Монфоров.
Он мгновенно отпустил ее руки.
— И только? — не веря своим ушам, спросил он. Он не мог поверить в то, как все обернулось. Неужели эту женщину всего минуту назад он целовал? — Вы полагаете, мой поцелуй опозорит вашу кровь? Прошу великодушно простить меня, миледи, — с сарказмом заметил он, — если мое происхождение доставляет вам неудобства!
Но не преминул добавить:
— Это не беспокоило вас, когда вы меня обнимали!
Звук пощечины прозвучал так же резко, как удар хлыста в часовне.
Он снова схватил ее за запястья, стиснув зубы, медленно про себя досчитал до десяти и, презрительно оттолкнув ее руки, выпрямился.
Наверное, ему не следовало злиться на нее. В конце концов, у нее не было причин верить в его благородное происхождение. В ее понимании он оскорбил то, что сам считал совершенно естественными предрассудками. Она просто озвучила то, что практически все считали истиной, — простые люди стоят по развитию ниже тех, в чьих жилах течет благородная кровь. Но он почему-то ожидал от нее большего, особенно учитывая ее собственное сомнительное происхождение.
Рука у Лине ныла от пощечины, но ее гордость пострадала куда сильнее.
— Держитесь от меня подальше! Не смейте ко мне прикасаться… — сказала она, ужаснувшись тому, как изменился ее голос.
Цыган не сводил глаз с ее губ, а потом, язвительно усмехнувшись, пробормотал:
— Нет, на самом деле вы хотите, чтобы я к вам прикасался. В этом и заключается ваше несчастье.
Сердце бешено забилось в такт его словам — как он был прав! Но она не нашла слов для ответа.
Он подхватил с пола свою одежду и быстро оделся. Расчесав волосы пальцами, он застегнул на поясе кошель, схватил две бутылки вина и направился к двери.
— Кровать в вашем полном распоряжении, ваше высочество, — он отвесил шутовской поклон.