Так она предавалась горестным мыслям, и вдруг ей снова стало дурно, но на этот раз это была не морская болезнь. Нет, это было ощущение, будто кто-то за ней наблюдает. Она не удивилась — ей казалось, что за каждым ее движением следил весь экипаж. В конце концов, для них она была таким же чужеродным объектом, как черная нить в белой пряже.
Что-то заставило ее обернуться.
О чудо! У противоположного борта корабля стоял он. Цыган. Ее защитник. Ее надежда. Ее спаситель.
У нее перехватило дыхание. Вероятно, это была просто игра света или же воображения.
Нет. Повязка на глазу и заросший щетиной подбородок не могли ввести ее в заблуждение. Она узнавала эту широкоплечую фигуру и самоуверенную позу. Ее охватил восторг, кровь веселее побежала по жилам. Он нашел ее. Он пришел спасти ее.
На мгновение цыган встретился с ней взглядом, но не подал вида, что узнал ее. Вместо этого он обернулся к двум испанцам, стоявшим рядом с ним, заговорил с ними, кивая в ее сторону. Один из негодяев перекрестился, отгоняя нечистого. Другой вздрогнул.
Желудок вновь подступил к горлу. Лине почувствовала, что ее снова стошнит, но на этот раз не от качки.
Все-таки он оказался не ее спасителем. Он помогал спланировать ее похищение. Проклятый плут оказался одним из них.
Дункан негромко выругался. Необходимость избегать Лине, не имея возможности посвятить ее в свои планы, причиняла ему чрезвычайную боль. Когда он заметил проблеск надежды в ее взгляде, ему потребовалось собрать всю силу воли в кулак, чтобы не броситься к несчастной девушке и не прижать ее к своей груди. Теперь она будет считать его предателем, думая, что он намеренно причинил ей зло. Но ему не оставалось ничего другого, ведь запертый в трюме рядом с ней он ничего не добьется.
Он стиснул зубы, заметив, как Лине отвернулась, вцепившись в поручни с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев. Он знал, что сейчас в ее глазах стоят слезы боли и унижения, слезы, которые она изо всех сил постарается скрыть. Одному Богу известно, чего ему стоило демонстрировать безразличие в ответ на ее молчаливую мольбу.
Но Дункан не обращал на нее внимания почти весь день. Он пользовался каждым удобным случаем, чтобы просунуть в носовую каюту лишний кусок хлеба, удостовериться, что у пленников было достаточно одеял, и продолжать распускать слухи об оспе, заставляя Осо ежечасно осматривать кожу в поисках язв. Но он не осмеливался бросить на нее ни единого взгляда до наступления сумерек.
На небосводе засверкали звезды, подобно хрустальным каплям на черном бархате, а низко над горизонтом повисла луна, бросая дрожащую дорожку на поверхность моря. Над головой Лине ореолом расцвело божественное сияние небес. Она смотрела в бесконечные волны, а на ее щеке блестела предательская слеза. Дункан наблюдал за ней из-за главной мачты, и сердце его сжималось от жалости. Когда взошла полная луна, ее слезы высохли, и единственным свидетельством испытываемой боли осталась тоска в ее прекрасных изумрудно-зеленых глазах.