Десять минут — и она на свободе. Десять минут — и все позади. Она вернется в отцовский дом и больше никогда его не увидит. И никогда не узнает, кто скрывался под маской. Мэриэнн облокотилась спиной о стену мавзолея и посмотрела на него.
— Хуже всего, что вам пришлось во всем этом участвовать, леди Мэриэнн. Мне жаль. Но это был единственный способ достать вашего отца.
Мэриэнн не ожидала от него такой искренности.
— Документ, который вы хотите получить, действительно так важен?
— Важнее, чем вы можете себе представить.
— Что в нем? — спросила девушка, не слишком рассчитывая на ответ.
Он надолго замолчал, и она уже решила, что ответа не последует. Однако он заговорил:
— В этом документе ответ на вопрос, который я задаю себе последние пятнадцать лет.
— Пятнадцать лет? Но это так давно.
Тем не менее его глаза и сильное тело не могли принадлежать старику.
— Июнь 1795-го.
— Что случилось в тот день? — Мэриэнн заметила, как в глазах разбойника мелькнула боль, но моментально исчезла, сменившись мрачным и жестоким выражением. Ей стало страшно.
— Попросите своего отца ответить на этот вопрос, леди. Услышите, что он скажет. — Никогда еще его тихий голос не был таким глухим и хриплым от ярости.
— Но в чем вы его обвиняете? — Мэриэнн не знала, кем и как оклеветан ее отец в глазах разбойника, какая ложь заставила его думать о нем так плохо. Она лишь знала, что в эти последние минуты, пока они вместе, она должна попытаться узнать правду. — Он самый лучший из отцов. Знаю, вы мне не поверите, но он добрый человек. — Мэриэнн отчаянно искала слова, чтобы убедить его. — Он попечитель Фаундлингского госпиталя. И хотя отец всячески это скрывает, но именно он пожертвовал большую сумму на строительство тамошней часовни. Он часто подает бедным, особенно вдовам и сиротам. Не кичится своим милосердием, он…
Разбойник издал глухой смешок, будто слова девушки позабавили его.
— Я еще не совсем утратил чувство юмора, леди. — Он покачал головой.
— Но в том, что делает отец, нет ничего смешного.
— В самом деле? Фаундлинг, сироты… — Его глаза потемнели, словно их заволокла тень. — Он ваш отец, и вы вольны защищать его сколько угодно… но только не передо мной.
Мэриэнн ощутила едва сдерживаемую мрачную злость с привкусом горечи, исходившую от него.
— За что вы его так ненавидите?
— Я хочу справедливости, — еле слышно ответил он.
— Скорее жаждете мести за какую-то мнимую несправедливость.
— Нет здесь ничего мнимого.
— Так что он вам сделал?
— Он отнял у меня самое дорогое.
Мэриэнн вспомнила, что именно эти слова он произнес на Хаунслоуской пустоши, когда забирал ее у отца.