На первенстве мира в Женеве мы играли против сборной ГДР. Матч складывался легко, счет быстро увеличивался. И только нашей тройке, забившей всего один гол, никак не удается добиться большего. А все мы очень любили забивать голы, всем нам обидно, что остальные нас обгоняют, а у нас игра не клеится. И мы злимся друг на друга страшно. И как только садимся на скамейку запасных, начинаем, вместо того чтобы отдыхать перед следующим выходом, выяснять отношения. Аркадий Иванович пытается нас успокоить, но безуспешно. Кончилось все это тем, что я при всем честном народе замахнулся клюшкой на Женьку, он — на меня, и бог знает, во что это вылилось бы, если бы не окрик Чернышева:
— А ну, марш оба в раздевалку! И чтобы я вас тут больше не видел!
Разозленные друг на друга, считая каждый другого виновным в происшедшем, мы поплелись в раздевалку. Там я опомнился первым:
— Хватит, пошли обратно. Извинимся и попросим разрешения играть…
— Никуда я не пойду. Мне не за что извиняться, — ответил Женька.
Тут же, однако, пришел в себя и он, и мы вернулись на поле. Доиграть матч нам разрешили.
Доставалось и от судей и от зрителей и Славке. Но это уже скорее потому, что нас как-то не принято было на хоккее делить на трех разных людей. И похвала и ругань — все падало на нас троих гуртом. На самом же деле Старшинов всегда был человеком куда более спокойным, чем мы. Его можно даже, пожалуй, отнести к категории флегматиков. Не то чтобы он равнодушно относился к судейским «репрессиям» или молчал на площадке, но такая уж у Старшинова манера: все, что мы кричали на весь стадион, он бубнил себе под нос, и никто не мог разобрать, то ли он действительно ругает судей, то ли недоволен собой, то ли осуждает за вздорный нрав нас, своих партнеров. И все же тень всей тройки с ее репутацией падала и на Старшинова, и ему не реже нашего приходилось выслушивать нотации прессы и членов спортивно-технической комиссии.
Тон печати по отношению к нам в связи с поведением на поле был разный. Одни журили нас, взывали к нашему разуму, напоминали, что нам, студентам вуза, спортсменам, которые служат во всем ином хорошим примером для других, не пристали вечные скандалы на площадке, призывали образумиться. Именно такая статья появилась зимой 1961 года в «Известиях», и написал ее долго перед тем беседовавший с нами известный журналист В. Васильев. Другие авторы метали против нас громы и молнии, требовали суровых санкций. Самой гневной из всех была заметка в еженедельнике «Футбол». Любопытно, что речь в ней шла не о хоккее, а о футболе. Надо же так случиться, что во время одного матча на первенство Москвы судья выгнал с поля нас со Славкой, а во время следующего — Женьку. Вот когда корреспондент «Футбола» не оставил от пас камня на камне.