Я смотрю хоккей (Майоров) - страница 22

День четвертый

STOCKHOLM

СССР — Канада. Волнуюсь. Но игра складывается для нас очень легко. Точное повторение нашей люблянской встречи со сборной Чехословакии. Тот же темп, то же бурное начало, так же быстро растет счет. И даже результат первого периода почти как в Любляне — там было 4:0, тут — 5:1. Я совсем успокаиваюсь и уже могу оторваться от поля и понаблюдать за тем, как ведут себя на скамейке ребята, а главное, тренеры.

До чего же они разные, наши тренеры! Чернышев всю игру стоит или сидит на месте, почти не говорит, лишь изредка негромким голосом сделает короткое замечание сменившемуся игроку. Тарасову не сидится. Он ходит вдоль скамейки, и к каждому у него есть какие-то указания. Его призывы, обращенные к полевым игрокам, слышны не только нам и тем, кто поблизости, но, по-моему, и публике из дальних рядов. Вот самые колоритные из его реплик:

— Биться за каждый сантиметр поля!

— Все делать быстрей! Двигаться больше! Укатывать противника!

— Бояться бортов!

— Зингера даете бить! (Один из канадцев врезался в Зингера.)

— Не соглашаться на сбрасывание темпа! В нашей команде нет ленивых!

— Ничего не делать медленно!

— Не уступать в мужестве!

— Женька! До чего же незлой бросок! Уж больно мы, русские, добрые!

После игры традиционная пресс-конференция, на которой тренеры только что сыгравших команд отвечают на вопросы корреспондентов. Чернышев и Тарасов ходят на эти пресс-конференции по очереди. Сегодня очередь Тарасова. Репортеры знают об этом, и потому свободных мест в зале нет. Во-первых, Тарасов строит свою речь так, что отдельные фразы можно выносить прямо в заголовки. Во-вторых, от него обязательно ждут какой-нибудь оригинальной выходки: вместо того чтобы отвечать на вопросы, начнет задавать их сам или затеет с кем-то ожесточенный спор. А оюурналисты это очень любят…

Действительно, до чего же разные люди наши тренеры! Более разных трудно было бы найти, даже если искать специально. Я так же не могу представить Чернышева, говорящего громко, как Тарасова, говорящего тихо. Я, кажется, ни разу в жизни не видел Чернышева выведенным из состояния душевного равновесия, даже в минуты тяжелых поражений его команд — «Динамо» или сборной. Тарасова я никогда не видал спокойным, даже когда ни обстановка, ни время дня не давали никаких поводов для волнений.

Чернышева не так-то просто разыскать среди игроков во время матча; он занимает свое место у бортика и одет-то всегда словно нарочно, чтобы остаться в тени — во все черно-серое. Тарасов не может усидеть на месте более пяти секунд подряд. Его громогласные тирады — хлеб для репортеров, его мимика и жестикуляция, словно магнит, притягивают к себе кино-, фото- и телеобъективы. И одет он дома во время игр по большей части в цветастый форменный свитер ЦСКА, только там, где у хоккеистов пришит номер, у него какая-то необъяснимая буква «Т».