Поселок мы миновали, асфальт кончился, дорога превратилась в еле заметную тропинку в ущелье между двумя грядами гор. Иногда тропинка совсем терялась среди камней, бедуин частенько убегал вперед и откуда-нибудь сверху кричал: право, лево! Проводник называется… Самой приходилось идти очень аккуратно. Спуск-подъем, спуск-подъем, прохладно в тени, жарко на солнце. От напряжения пот шел градом. Хорошо еще, что раненый палец от бедуинского пластыря перестал болеть.
— Сколько еще идти? — задыхаясь, кричала я.
— Недолго-недолго, — каждый раз слышала в ответ.
— Другое можешь сказать? — рассердилась я.
— Немецкий, польский, сербский, английский, арабский, еврейский, какой хочешь? — невозмутимо спросил бедуин. Был он в горах как рыба в воде и, конечно, не понимал моих страданий от движения по очень пересеченной местности с резкоконтинентальной погодой.
— Хорошо, что я ночью не поднималась на гору… — пожаловалась я.
— Да, хорошо. Бил бы капут! — ответил Калаб.
— Кто бил?
— Капут.
Тут я невольно рассмеялась. Нет, бедуин мой знал, что тяжела дорога для бледнолицей европейки…
— Зови меня калабок, — выдал он заготовленную шутку. — Разрешу. Только не съешь, как лис.
Я захохотала, подумав о том, что истинно все мы — дети Единого Бога. Одна семья. Кто мне это бедуин, никогда больше и не увижу, а вот ведь утешил шуткой, как родной. Разве можно было представить, что по пути к келье сурового аскета Иоанна Лествичника придется весело, от души смеяться… Православие — все-таки жизнеутверждающая религия! Калаб был христианином с крестом на шее.
— Откуда ты так хорошо знаешь язык?
— Немецкий, польский, сербский, английский, арабский, еврейский? Туристов много… — Калаб вдруг устремил взгляд ввысь. — Твой Джон Климакус.
В ущелье, на краю возвышенности, в густой тени, которую отбрасывала гора, вырисовывались очертания небольшого храма. С новой энергией я стала карабкаться вверх, задыхаясь от восторга. Иоанн Лествичник — это же классика христианства.
С юности подвизался он в Синайской пустыне — сначала в монастыре, потом в гранитной пещере; его называли «вторым» или «новым» Моисеем. После сорокалетнего отшельничества преподобного Иоанна упросили стать игуменом Синайского монастыря. Братия и сомолитвенники, зная мудрость и духовные дарования старца, уговорили его написать руководство для монахов, что и было сделано. Так появился знаменитый аскетический трактат «Лествица, возводящая к небесам», тридцать глав которой разъясняют греховные страсти и христианские добродетели. Отказываясь от первых и приобретая последние, подвижник по ступеням восходит к духовному совершенству… Незадолго до смерти Иоанн Лествичник снова ушел на безмолвие в прежнюю пещеру, где и скончался.