— Ну, Борис, спой-ка песню.
Эй, седлайте, хлопцы, коней —
Нам не время почивать.
Полетим на поле брани
Мать отчизну защищать, —
пел мальчик. Он картавил, многие слова терялись в беззубом по-детски рту. Но раненые, затаив дыхание, ловили каждый звук. Светлели суровые лица бойцов. Смерть, война отодвинулись, уступили место этому малышу, у которого весёлые, серые глаза и смешные короткие штанишки на скрещенных лямках.
Потом пела Зоя:
«Я на подвиг тебя провожала…»
Неотрывно смотрели на неё бойцы, от звонкого голоса, от знакомых песенных слов набегала на глаза невольная тёплая слезинка, вспоминался родной дом, девушка, которая провожала и печальная мать.
Вечером ребята грустные усаживались на грузовик. Даже петь им не хотелось. Ещё бы побыть здесь, послушать рассказы о фронте и о себе рассказать. Да нельзя, бабушка говорит: «Время военное, — тратить попусту не полагается».
Долгим взглядом провожали бойцы маленьких друзей.
* * *
Три сына было у бабушки Ганибесовой. Об одном уже сообщение пришло, что погиб смертью храбрых, другой без вести пропал, а третий в госпитале где-то лежит раненый.
Дня не пройдёт, чтобы бабушка не плакала, вспоминая их. Кровью сердце материнское обливается: где-то они, что-то с ними? Может быть муки тяжкие терпят? Нету ласковых, родимых, некому старость её успокоить. Были бы они дома, не пришлось бы ей думать: кто дрова распилит, кто подполье выкопает. А сейчас вот забота не покидает: как быть? У самой сил и здоровья нехватает, а человека нанимать не на что.
Глубже морщинки залегли между бровей. Побелела голова от горя да заботы.
— Как живёшь, бабушка? — спрашивает её соседка. Та безнадёжно машет рукой.
— Что моя жизнь — одно горе, вот даже дрова распилить некому.
— Напрасно горюешь. Подай заявление бабушке Рычковой, всё тебе будет сделано.
Удивлённо смотрит бабушка.
— Заявление? Всё будет сделано? Как же это так? По-щучьему веленью, что ли?
…Нерешительно открывает калитку бабушка Ганибесова, нерешительно останавливается у крыльца, нерешительно мнёт в руках сложенную вчетверо бумажку.
— Что тут у тебя? Рассказывай, читать-то я не умею, а внучек сейчас дома нет, — говорит Александра Петровна, чуть строго и внимательно поглядывая через очки на Ганибесову.
Волнуясь, рассказывает женщина о своих сыновьях, о своих нуждах, о своей просьбе.
— Ну, что ж, иди домой, не горюй. Всё будет сделано.
Не веря ещё в правдивость этого обещания, но уже радостно взволнованная уходит бабушка Ганибесова домой. А на другой день она слышит в сенцах чьи-то незнакомые голоса: «Здесь живёт Ганибесова?» и торопливо открывают дверь.