- Как я соскучилась по тебе.
- Я тоже.
- Хочешь поесть?
- Не против бы.
- Тогда я сейчас. Теперь работаю, поздно прихожу, еще сама не ела.
Светка отрывается от меня и бежит к буфету.
- Ты садись куда-нибудь. Я буду бегать и рассказывать, как устроилась на работу, в университет...
Моя подруга выдергивает с полки кастрюлю и мчится к двери.
- Я сейчас, на кухню...
После ужина, я остался у нее.
В поликлинике больше всего мне досталось от невропатолога. Эта дотошная, рыжая женщина мяла мне все косточки позвоночника, простукивала тело и царапала иглой.
- Так говоришь, год назад лежал в больнице?
Она листает страницы, привезенной мной мед карты.
- Да.
- Как тебя угораздило так ударится?
- Там все записано.
- А это что? Ты еще и в этом году был в больнице?
- Пришлось.
- И тоже с позвоночником?
- Да.
Женщина внимательно изучает все записи.
- Значит так. Сейчас пойдешь в рентгеновский кабинет, сделаешь несколько снимков. Пока учись, но я тебя запишу на прием к профессору Круглову. Это примерно через несколько дней. Тебе на вахте передадут когда... Твоей спиной следует заняться всерьез.
Сегодня я предстал перед Ашотычем. Горбоносый, седой старик со злобным взглядом, оглядывал меня с ненавистью. В классе по мимо нас еще трое человек, две пожилых женщины и один мужчина. Одна из худющих женщин сидит за пианино и тупо смотрит на название фирмы, изготовившей музыкальный инструмент.
- Начнем, - шипит Ашотыч. - Что вы можете, молодой человек?
Я сам немного нервничаю, но стараюсь сдержаться.
- Я могу петь.
- Это я догадываюсь. Все могут петь. Конкретно, хоть что-нибудь начните.
Старик задирает голову и уже полушепотом добавляет.
- Зиночка, пусть поет без музыки.
Женщина за роялем кивает головой. И тут мне стало как то спокойно и прикрыв глаза я затянул про то самое горе горькое, что шлялось по белу свету. Я уже исполнял его перед Светиной мамой и та порекомендовала мне выступить с ним, если что... Чудо не покинуло меня. С первыми звуками дрожащего голоса, опять время перенесло к ободранным мужикам и полусгнившей деревеньке. Человеческая горечь потерь и неудач плывет во мне и выплескивается наружу. Этот звенящий звук тоски доводит до горла, от этого голос вибрирует и что то сдавливает грудь. Я заканчиваю без надрыва, на тихой интонации.
Ашотыч стоит ко мне спиной и смотрит через портьеру в окно, руки за спиной нервно подрагивают. Зиночка как сидела тупо уставившись в рояль, так и сидит, только губы еще больше сжаты. Вторая женщина откровенно плакала, размазывая слезы по щекам. Мужик, сидевший рядом с ней, качал головой.