Отлично мы жили на хуторе Галиёвка. Страдали только от мух, которых приходилось выгонять в открытое окно, махая простыней, от блох, что несметно водились на земляном полу, и театральных условий уборной: во дворе невысокая загородка из тальниковых прутьев — человек исчезал, когда сидел, и появлялся, когда вставал.
Запомнилась первая охота. Сначала — переправа через Дон, совершенно удивительная: идешь поперек русла по дну, вода по грудь. Торопись — идет пароход! Через минуты по тому же месту, только вдоль реки, пройдет корабль, груженный телегами, лошадьми, коровами, тюками и бесчисленными пассажирами. За Доном несколько вильменей — так называются поросшие водорослями озерки (видимо, отголосок старославянского «ильмень»).
Охота не задалась, была трудной. Пришлось бродить по густым зарослям телореза по пояс в воде. Через десять — пятнадцать минут наши ноги, проколотые сквозь брюки иголками проклятого растения, кроваво покраснели и горели огнем. Пришлось срочно выбираться. У Борхова кряковая, у меня чирок.
Ровно через год, день в день, как раз в открытие охоты — жили мы с Андреем в это время на хуторе в новгородской глуши, — у него с утра температура сорок; хорошо, что рядом мой отец, врач, определил лихорадку и дал хину. Через день и у меня — сорок. Тяжелая была болезнь. Отец объяснил, что это оттуда, из тех самых вильменей.
Старел Борхов — старела и его собака. У него был английский сеттер сине-крапчатый (точнее, трехколерный) Бонар. Он был большой мастер своего дела, работал с анонсом (то есть докладывал о найденной дичи). Проделывал это с большим удовольствием, что можно было определить по выражению его пегой морды, когда он осторожно выходил из леса, чуть пригибаясь, и ложился у ног хозяина. Андрей говорил: «Бонечка, отлично! Покажи, пожалуйста». И мы, приготовив ружья, шли за собакой, иногда довольно далеко. Из многих виденных мною анонсирующих собак он отличался тем, что рассчитывал темп своего движения: не пропадал из виду и не заставлял хозяина бежать. Ближе, ближе — и вот он на стойке: «Тут они, стреляйте, только, пожалуйста, без промахов».
Однажды на привале приготовили мы рогульки для костра, принесли в котелке воду — все готово для чаепития. Появляется Бонар, подошел и лег. Возник спор: мне показалось, что он пришел не пустой, с докладом, а Юрич не видел, как он подходил, и решил, что Бонюшка просто хочет отдохнуть. Сели позавтракать. Когда погасили костер и собрали вещи, Бонар сразу повел нас за собой — он-то знал и помнил, с чем пришел. Кончилось все весьма удачно: выводок крупных, взматеревших тетеревов в то время, когда его нашел Бонар, тоже собрался на отдых и далеко не отбежал.