…Наша первоосенница гнала четвертый час. Потеплело. К полудню наст стал отдавать. По следам было видно, что беляк идет по снегу верхом, а Долькины узкие лапки нет-нет да и глубоко посовываются. Еще тревожней — на снегу рдеют капельки крови.
Надо кончать нагонку, снимать собаку. Но как это сделать? Ни на трубу, ни на крик ее не выманишь — уж такая она. А тут еще беляк — черт бы его побрал! — пошел напрямую, надоело ему крутиться в одном урочище. Мы остались далеко, чуть не отслушали, пошли на гон. И опять, уже в новом месте, слышим Долькин голос. И еще час, другой… Неожиданно выжловка резко смолкла. Обеспокоенные, мы, проваливаясь по колено в снег, побежали с Борисом в ту сторону, напрягая слух, приставляя к ушам ладони, ловили хоть какой-нибудь звук. Лес молчал угрюмо, далеко прошумела электричка. Долька исчезла. Мы крутились по тропинкам, расходились, сходились, и вдруг Борис поднял руку: «Стойте, слушайте!» Совсем рядом, в густом ельнике, раздался какой-то жалобный не то писк, не то стон. Бегом туда. На заячьем следу, мертвенно опустив голову, лежит наша собачонка, от нее идет пар, на хребте бугорком сбилась шерсть, розовый снег у лап. «Собаченька наша, что с тобой?» Мы подошли, она не пошевелилась, не открыла глаза, нахлестанные ветками, только дрогнул кончик хвоста. Слава богу — нашлась. Теперь к дому, мы сами так устали, что готовы были свалиться с ней рядом. «Долюшка, пойдем, пойдем домой, милая!» Выжловка не пошевелилась. Я сделал вид, что ухожу, Боря за мной. Отошли шагов на пятьдесят, позвали — Долька недвижна. Стоя над измученной собакой, мы думали: что же делать? Боря сказал: «Замерзнет», — решительно скинул и передал мне рюкзак, нагнулся, взвалил на плечи собаку, держа обеими руками за лапы, понес. До дома три километра. Ход тяжелый…
На нашем озере Городно у Ермоловых уютный домик, построенный Борисом почти целиком своими руками. Рядом с ним дом его друга и члена нашей компании, заядлого глухарятника, московского физика Игоря Персианцева.
На Борисе Ермолове я окончу рассказывать о самых близких мне охотниках. Делаю это с чувством досады и некоторой виновности. Ведь далеко не все тут, много других встречал я за долгую жизнь; стоит только позволить памяти вернуться вспять, как возникают фигуры такие интересные, колоритные, что хочется хотя бы кратко упомянуть о них. Но нет возможности рассказывать обо всех участниках наших охот даже последних лет.
Незабываема огромная фигура Сергея Яковлевича Коротова, потомка Ганнибалов. Этот останец дворянской интеллигенции был великолепным ученым-химиком, профессором, заведующим кафедрой, одновременно прекрасно знал русскую историю. Он был постоянным спутником нашей охотничьей компании, именно спутником, а не участником потому, что всегда вел как бы самостоятельную охоту, только присоединяясь к нашей. Охотник, с моей точки зрения, отличный, но узкий: лучше него никто не мог найти тетеревиные выводки, отлично знал гончих и охоту с ними — все это вывез из родных псковских мест, где провел молодые годы, охотился со своим двоюродным братом Ильей Селюгиным и его отцом, известным знатоком гончих. Глухариному делу, как ни странно, учил его я, а охоту по пушному зверю он совершенно не знал. Наших любимых лаек обидно для меня и других лаечников называл северными дворнягами.