Охотничье братство (Ливеровский) - страница 39

На первую страницу

На линию один за другим вываливали заснеженные, как деды-морозы, мужики — ни одной женщины, ни одного подростка. На полянке у лошадей нас подхватили десятки рук и принялись подбрасывать. Я ничего не понял и по наивности решил, что благодарят за избавление от убийцы их коров. Квадратов вынул из кармана бумажник и передал деньги Гавриле, — очевидно, для раздачи. В деревне к дому, где нам был приготовлен роскошный обед, пришли местные жители и опять с шутками и приговорками нас качали, и опять Квадратов дал деньги. Проезжий, заметив белые халаты, придержав лошадь, сказал сидящей рядом жене: «Докторов качают — почто?»


Воспоминания и планы. (У Конокотины х. 1951 г.).


Профессор-почвовед в почвенной яме. (Гыдан. 1967 г.).


Мы привезли на станцию аккуратно снятую шкуру для Смирнова и в четырех мешках разделанную тушу.

В этот год институт Юрия вместе с другими институтами Академии наук перевели в Москву. Началась для брата московская, сугубо городская жизнь. Охоты вспоминались в стихах:

Все было белым: тучи в небе,
Полей сверкающий простор,
Холмов высокий мягкий гребень
И чаши снежные озер.
Все было тихим: ростань просек,
Болота мерзлые до дна,
Охапки снега в кронах сосен
И елей плотная стена.
И был осмотрен каждый выскорь,
И снег отоптан хорошо,
Когда вдали раздался выстрел
И крик приглушенный: «Пошел!»
И тишину разбил на части
Обвал нестройных голосов,
И яростным дыханьем страсти
Наполнился простор лесов.
Да, он пошел, мелькая в чаще,
Таиться перестав теперь,
Огромный, бурый, настоящий,
Таежный новгородский зверь!

Работы в Москве у Юрия Алексеевича сильно прибавилось, особенно после получения степени доктора. Все реже он выезжает в экспедиции, и это его печалит. В очередной мой приезд в Москву он прочел:

Конечно, неплохо: квартира, комфорт,
Ковры и торшеры, на стенке офорт,
Как пестрая бабочка плоскость дивана,
И теплая снежность наполненной ванны,
И кафель на кухне, ласкающий глаз,
И синим цветком расцветающий газ.
Неплохо, конечно,
        но все-таки лучше
На небе закатом зажженные тучи,
Порывистый ветер, сминающий в складки
Заплаты на старой походной палатке,
И речки, которых не встретишь на карте,
И путь по тайге на стремительной нарте,
Распадков глубокие, длинные тени,
И звезды в снегу под ногами оленей.

Трудно было Юре, в те годы уже крупному ученому, директору по науке Почвенного института АН СССР, переживать лысенковщину. Помню, с каким возмущением рассказывал он про чудовищные нелепости, выдаваемые за великие открытия в биологии, вроде появления кукушек за счет мохнатых гусениц, кур, «долбающих вредную черепашку». А позже с печалью и тревогой рассказал, как вместе с академиком Прасоловым ходил на прием к Берии по поводу ареста Николая Ивановича Вавилова. Академик сказал: «Зачем вы держите в тюрьме гордость нашей и мировой науки? Это что — наветы Лысенко?» Берия ответил: «Нет, Трофим Денисович нам сигнализировал, но у нас есть и свои данные». Узнав о смерти Николая Ивановича, Юрий написал:

Следующая страница