Пока король Уильям пререкался со своими министрами-вигами, ситуация еще более усугублялась, ибо теперь герцогиня, ко всем своим прочим недостаткам, становилась еще и политическим союзником его противников. В 1836 году он попытался подготовить почву для обручения принцессы Виктории с одним из сыновей принца Оранского и одновременно попытался всеми средствами помешать визиту молодых кобургских принцев в Кенсингтон. Обе попытки закончились неудачей. Единственным результатом его усилий был гнев короля Бельгии, который, оставив на мгновение королевскую сдержанность, написал по этому поводу возмущенное письмо своей племяннице. «Я крайне удивлен, — писал он, — поведением вашего старого дядюшки короля. Это приглашение принца Оранского с сыновьями, эти попытки принуждения весьма странны… Не далее как вчера я получил полуофициальное послание из Англии, намекающее, что было бы крайне желательно, чтобы ваши родственники в этом году удержались от визита — qu’en dites-vous?[9] Значит, родственники королевы и короля до Бог знает какого колена могут ходить стаями и править страной, тогда как вашим родственникам запрещено здесь даже появляться, и это при том, что, как вам известно, все ваши родственники всегда были очень обязательны и добры к королю. Воистину, я никогда не видел и не слышал ничего подобного, и надеюсь, это несколько поднимет ваш дух. Теперь, когда даже в Британских колониях искоренили рабство, я не понимаю, почему только вы и ваши родственники должны находиться в Англии на положении белых рабов, ведь Двор вас даже не купил, по крайней мере, мне не известно о каких-либо затратах или о том, чтобы король потратил хотя бы шестипенсовик на ваше содержание… О, принципиальность и политическая или другая честность, где бы вас отыскать!»
Вскоре после этого король Леопольд лично прибыл в Англию и был принят столь же холодно в Виндзоре, сколь тепло в Кенсингтоне. «Слушать рассуждения дорогого Дяди, — писала принцесса в дневнике, — все равно, что читать поучительную книгу. Его слова очень умны и понятны. По всеобщему признанию, он один из лучших современных политиков. О политике он говорит вежливо и в то же время твердо и беспристрастно». Однако другой дядя ни в коей мере не разделял ее восхищения. Он не мог, как он сказал, выносить этого водохлёба; ведь король Леопольд совершенно не пил вина. «Что это вы пьете, сэр?» — спросил он как-то за обедом. «Воду, сэр». — «Черт возьми, сэр! — последовал ответ. — Почему вы не пьете вина? Никому и никогда не позволяется пить воду за моим столом».