За два года, прошедшие со дня вступления на трон, тучи, которые поначалу лишь едва различались на горизонте, наконец сгустились и разразились грозой. Родственные отношения Виктории с матерью не улучшались. Герцогиня Кентская, по-прежнему окруженная раздражающими проявлениями дочернего внимания, оставалась в Букингемском дворце ничего не значащей фигурой — бессильной и безутешной. Сэр Джон Конрой, изгнанный с королевских глаз, по-прежнему руководил двором герцогини, и враждебность Кенсингтона процветала, ничем не сдерживаемая в этих новых обстоятельствах. Леди Флора Хастингс по-прежнему отпускала злобные шутки; враждебность баронессы также не утихала. Но однажды шутки леди Флоры обернулись против нее. Как-то в начале 1839 года, путешествуя со свитой герцогини, она возвращалась из Шотландии в одной карете с сэром Конроем. Перемены в ее фигуре породили непристойные насмешки; языки развязались и насмешки становились все серьезнее. Поползли слухи, что леди Флора ожидает ребенка. Состояние ее здоровья, казалось, подтверждало подозрения; она консультировалась у сэра Джеймса Кларка, королевского лекаря, и после консультации сэр Джеймс тоже не сдержал языка. После этого скандал достиг небывалых высот. Вокруг только об этом и говорили. Баронесса была не слишком удивлена. Герцогиня бросилась на помощь своей фрейлине. Королева была проинформирована. Наконец, чтобы разрешить сомнения, было назначено медицинское обследование, во время которого сэр Джеймс, по словам леди Флоры, вел себя по-дикарски грубо, тогда как второй доктор был чрезвычайно обходителен. В конце концов оба врача подписали медицинское заключение, полностью оправдывающее леди. Но на этом история не закончилась. Семья Хастингсов, пользующаяся очень сильным влиянием, бросилась в битву со всей яростью оскорбленной гордыни и уязвленной невинности. Лорд Хастингс настойчиво просил аудиенции у королевы, писал в газеты и требовал отставки сэра Джеймса Кларка. Королева принесла леди Флоре свои извинения, но отставки сэра Джеймса Кларка так и не последовало. Общественное мнение резко отвернулось от королевы и ее советников. Высшее общество было возмущено перемыванием грязного белья в Букингемском дворце. Широкая публика тоже негодовала по поводу столь дурного обращения с леди Флорой. К концу марта вся та необыкновенная популярность, с которой юная правительница начала свое царствование, рассеялась без следа.
Несомненно, члены Двора продемонстрировали полное отсутствие благоразумия. Нездоровым пересудам, которые следовало задушить в зародыше, позволили разрастись до неприличных размеров, и в конце концов под угрозой оказался не только дворец, но и сам Трон. И особые неприятности возникли в связи с положением сэра Джеймса Кларка. За консультацией по этому вопросу обратились к герцогу Веллингтонскому, который традиционно занимался разбором наиболее сложных проблем высшего света, и он высказал мнение, что поскольку отставка сэра Джеймса невозможна без публичного расследования, сэр Джеймс должен остаться на своем месте. Вероятно, герцог был прав, но тот факт, что грешный доктор продолжает служить королеве, не давал семье Хастингсов покоя и создавал в глазах общественного мнения неприятное впечатление незамоленного греха. Что же до Виктории, она была очень молода и неопытна, и вряд ли ее можно винить, что она не справилась со столь сложной ситуацией. Этим явно должен был заняться лорд Мельбурн. Он был искушен в жизненных делах и с его предусмотрительностью мог спокойно загасить это пламя, пока оно еще тлело. Но он этого не сделал. Он был ленив и беспечен. Баронесса упорствовала, и он пустил дело на самотек. Была ли у него волшебная уздечка для обуздания этого сказочного скакуна? Такой уверенности у него не было. И тут, вдруг, еще один сокрушительный кризис значительно нагляднее продемонстрировал природу разума, с которым ему пришлось столкнуться.