И действительно, не успел закончиться год, как на нее обрушился куда более жестокий удар. Холодным и сырым ноябрьским днем Альберт, уже давно страдающий бессонницей, отправился проверять новое здание Военной академии в Сандхерсте. По возвращении мужа стало ясно, что переутомление и скверная погода серьезно сказались на его здоровье. Начался ревматизм, бессонница не отступала, и он жаловался на сильное недомогание. Тремя днями позже неотложные дела вынудили его посетить Кембридж. Поведение принца Уэльского, помещенного сюда в прошлом году, потребовало родительского визита и наставления. Расстроенный отец, страдая душой и телом, поспешил исполнить свой долг и на обратном пути в Виндзор сильно простудился. В течение следующей недели он постепенно слабел, состояние его ухудшалось. И все же, подавленный и обессиленный, он продолжал работать. Так уж случилось, что именно в этот момент возник серьезный дипломатический кризис. В Америке вспыхнула гражданская война, и, похоже, Англия, из-за серьезных разногласий с Северными Штатами, была на грани вовлечения в этот конфликт. Королеве передали гневную депешу, составленную лордом Джоном Расселом; и принц понял, что, если отправить ее в таком виде, война станет практически неизбежной. В семь часов утра 1 декабря он поднялся с постели и трясущейся рукой написал ряд предложений по изменению черновика, в которых рекомендовал смягчить тон и оставить открытыми пути к мирному разрешению вопроса. Правительство приняло эти изменения, и войну удалось предотвратить. Это был последний меморандум принца.
Он всегда утверждал, что спокойно относится к смерти. «Я не цепляюсь за жизнь, — сказал он однажды Виктории. — Ты ее ценишь, но мне это ни к чему». И затем добавил: «Я уверен, что если серьезно заболею, то умру сразу, я не собираюсь бороться за жизнь. Я не держусь за нее».
Он не ошибся. Еще в самом начале болезни он сказал другу, что уже не поднимется. Ему становилось все хуже и хуже. Тем не менее, если бы болезнь с самого начала правильно определили и должным образом лечили, его можно было бы спасти; но доктора ошиблись в диагнозе; и кстати, стоит упомянуть, что главным врачом был не кто иной, как сэр Джеймс Кларк. Когда же предложили обратиться за советом еще к кому-нибудь, сэр Джеймс презрительно отклонил идею: «Не вижу повода для беспокойства», — сказал он. Но странная болезнь прогрессировала. В конце концов после гневного письма Пальмерстона послали за доктором Ватсоном; доктор Ватсон сразу же понял, что пришел слишком поздно. У принца был брюшной тиф. «Я считаю, что до сих пор все делалось правильно», — заявил сэр Джеймс Кларк