— Батарейка? Это в смысле, как вы… ты тогда? — я наконец определилась и решила, что выкать ему теперь ни при каких обстоятельствах не стану. Даже если выяснится, что ему лет столько, что он был лично знаком не то, что с первой советской трактористкой, но и с последним не вымершим динозавром. — Силу одолжить, да? Но ты же сказал, что без согласия у ведьмы ничего не возьмёшь.
— Не возьмёшь, — подтвердил колдун. — Но просить можно по–разному, Анастасия. Поверьте, вы недолго отказывались бы.
От тона, которым были сказаны эти слова, кожа покрылась мурашками, и я умолкла, зябко обняв себя за плечи.
Правда, надолго молчание не затянулось — в тишине я чувствовала, что нервы вот–вот не выдержат, и готова была говорить о чем угодно, включая не самые приятные для меня темы.
— Серёж, а кто такая Алена? — вот, как раз такая тема.
— Девушка, — произнёс он, не глядя мне в глаза.
— Логично. Парню с таким именем нелегко бы в жизни пришлось.
— Девушка, с которой я встречался до крайней вахты, — с неохотой пояснил Серый. — Мы… расстались…
Прозвучало это так, словно он сам не уверен в том, что их отношения закончились. И меня это не радовало. Какое‑то убогое село, пыльный сарай, толпа зомби во дворе. А теперь ещё выясняется, что у парня, из‑за которого я, собственно, и влезла во всё это, есть девушка! Шикарно. Тогда почему это я сейчас сижу на земляном полу, а не эта Алена?
— Я звонил ей пару раз оттуда… Потом перестал. Другая страна, дорого. Роуминг и все дела. Мужики посоветовали на нового оператора переключиться. Ну, я симку вытащил вообще, а там её номер был, и она сама меня набрать уже не могла. Потом позвонил, когда приехал, предложил встретиться, думал, зайдёт… А она трубку бросила. Наверное, обиделась.
Наверное?! Вот уж точно: хоть плачь, хоть смейся. Полгода о нем ни слуху, ни духу, а потом удивляется, отчего девушка трубку бросает, вместо того, чтобы радостно примчаться на первый же свист… Хотя дур хватает. Знаю я одну, та и без свиста примчалась.
— Насть, вот оно сейчас надо? — голос у него был такой, словно я уже закатила истерику.
«Не надо», — подумала я, и целых тридцать пять минут просидела молча, не сводя глаз с часов Сокола и стараясь вообще ни о чем не думать. Не скажу, что это мне удалось, но мысли были настолько путанные, что сумбур в голове практически ничем не уступал полной пустоте. Лишь в висках пульсировало: «Выбраться, выбраться, выбраться». А дальше видно будет.
— Сокол, радость моя, ты там жив?
Многократно усиленный с помощью громкоговорителя голос заставил меня вздрогнуть. И не только меня.