Найти женщину для удовлетворения плотских потребностей — совсем другое, нежели открыть ей свое сердце. Но и в этом случае его сдержанность брала верх. Он предпочитал, чтобы они сами приходили к нему, а его «молодой, блестящий и самоуверенный» вид служил только внешним атрибутом грядущего успеха.
Милли снова задвигалась и перевернулась на спину. Пальцы на ее ногах слегка пошевелились. Она скользнула ступней вдоль другой ноги. Фиц с интересом наблюдал за ней. Он бы не возражал, если бы она, бессознательно двигаясь во сне, подняла подол своей ночной рубашки еще выше — намного выше, чтобы обнажить стройные бедра.
Внезапно она застыла. Затем медленно, осторожно выпрямила ноги и натянула на них одеяло.
— Доброе утро, — сказал Фиц.
Милли села, очевидно, стараясь делать вид, будто он не видел даже краешка ее наготы.
— Доброе утро.
Она оглядела комнату. Хотя он надел уже рубашку и брюки и выглядел вполне пристойно для собственной жены, она старалась не смотреть на него. Как правило, Фица не слишком волновала чрезмерная стыдливость в женщинах. Но ее стыдливость каким-то образом проявлялась не столько в скованности, сколько в уклончивости. Словно она понятия не имела, как бы повела себя в более щекотливой ситуации. И это страшно возбуждало его любопытство. Действительно, как бы она повела себя?
— Вам хорошо спалось? — спросил он.
— Терпимо. А вам?
— Позвольте быть откровенным. Посреди ночи я вынужден был встать и перейти в кресло, потому что моей жене не нравится спать со мной. И как, вы думаете, мне спалось?
Она уставилась на свои колени, теперь скрытые под одеялом.
— Я бы с удовольствием и сама перешла в кресло.
Он усмехнулся:
— Неужели я бы позволил вам спать в кресле, в то время как сам расположился бы на кровати? Я все-таки не настолько эгоистичен.
— Простите меня за это.
— Я что-то сделал? Чем-то обидел вас?
Ее пальцы непроизвольно выписывали узоры на одеяле. Она замерла.
— Почему вы спросили?
— Я ничего точно не помню. Но кровать узкая, а мужские желания не дремлют. Кроме того, вы столкнули стакан с водой, когда убегали с кровати. Жест весьма красноречивый.
— Не случилось ничего особо вопиющего. Наверное, это не напугало бы никого, кроме такой старой девы, как я.
— Вы испугались? Я сожалею.
— Я же сбежала, разве нет?
«Ну почему ты не уступила?»
И с этой мыслью внезапно пришло воспоминание. Его возбуждение. Ее тело, прильнувшее к нему. Ее грудь в его ладони, теплая и упругая. Ее сосок, затвердевший от возбуждения.
Он с силой втянул в себя воздух.
— Вы же знаете, вам нечего меня опасаться.