— Я тоже так считала.
— Я не люблю совать нос в чужие дела… Но некоторые вещи меня просто бесят. Я ужасно обеспокоена тем, что Фиц, возможно, сейчас не способен правильно мыслить.
Милли разливала по чашкам чай, радуясь удобному предлогу не встречаться с Венецией глазами.
— Он принял решение сблизиться с миссис Энглвуд.
— Мне грустно слышать это. Я никогда не считала Фица глупцом, но это и в самом деле дурацкий выбор.
Милли тяжело вздохнула.
— Разве в любви может быть мудрый выбор?
— А почему же нет? Я не считаю, что каждый счастливый брак под солнцем всего лишь дело удачи. В определенный момент каждый должен оценить варианты и сделать правильный выбор, идет ли речь о выборе пары или о поведении в браке.
— Он любит миссис Энглвуд.
— Я привыкла думать так и все-таки многого не понимаю. Он любил ее много лет назад, когда они оба были детьми. Если бы они поженились тогда, может быть, сумели бы хорошо приспособиться друг к другу. Но этого не случилось, и их дороги разошлись. И я не уверена, что чувство, которое он принимает за любовь, не является просто трепетным отзвуком бережно хранимых воспоминаний. Тоска по прошлому, маскирующаяся под планы на будущее. Но с вами он построил такой крепкий фундамент, основанный на привязанности, общих интересах и общих целях. Я не могу поверить, что он готов все это бросить ради чего-то почти полностью иллюзорного.
Милли была крайне благодарна Венеции за поддержку. Но в таких вопросах мнение сестер, хотя и любимых, мало что значит. Она подняла голову.
— Мы всегда были с ним только друзьями. Дружба — это любовь без крыльев. А кто когда-либо отдавал предпочтение чему-то бескрылому?
Ну вот, она и сделала это. Позволила переполняющим ее горечи и недовольству облечься в слова. Должно быть, даже ее кожа позеленела в этот момент.
Венеция, широко раскрыв глаза, смотрела на Милли. Ее прекрасное лицо погрустнело, но не стало менее сияющим.
— Нет, моя дорогая Милли, вы ошибаетесь. Любовь без дружбы подобна воздушному змею, взлетающему только при благоприятном ветре. Именно дружба придает любви крылья.
Фиц нашел Милли в ее гостиной. Она сидела за столом над тарелкой с ужином.
Он плюхнулся на стул напротив нее, вытянул ноги и откинул назад голову. Его взгляду открылся потолок. Расписной, усыпанный изображениями — его глаза изумленно расширились — воздушных шаров и аэростатов.
Он улыбнулся, вспомнив их путешествие над Ла-Маншем. Какое грандиозное приключение они пережили!
Милли не сказала ничего. Ее серебряные приборы тихонько позвякивали о тарелку. Царило мирное молчание. Глаза Фица были полузакрыты.