Чувство безграничной радости охватило его. Это прекрасное место принадлежало ему, и сам он стал неотъемлемой принадлежностью этого прекрасного места. Больше никогда он не будет думать о нем просто как о поместье, которое досталось ему в наследство. Теперь это был его дом — и останется им до конца его дней.
Хенли-Парк был все таким же прекрасным, каким Фиц всегда его видел. Подъездная дорога, озеро, греческий павильон, лавандовые поля. И наконец, показавшийся в отдалении дом, который он делил с Милли. Великолепный компактный особняк в георгианском стиле, со стенами блекло-лавандового цвета из-за выцветшего от времени кирпича, асимметричный из-за сноса северного крыла, но тем не менее гармоничный во всех отношениях.
— Вот где я представляю себя, — сказал Фиц Изабелл. — Это мое самое любимое место на земле.
Он попал сюда по воле судьбы, но теперь оставался здесь по любви.
Фиц подал знак кучеру остановиться. Они вышли из кареты и пошли дальше пешком, молча, взявшись за руки, пока не подошли к новому мосту через форелевую речку. Это был арочный каменный японский мостик, легкий и изящный.
Пара лебедей скользила по воде.
— Мне следовало осознать это раньше, но я был страшным дураком. Мы обустраивали это поместье сообща, моя жена и я. И мы вместе строили нашу жизнь. Теперь она стала частью меня, большей, лучшей моей частью.
Изабелл резко отвернулась. Он схватил ее за плечи.
— Изабелл!
— Я понимаю теперь… не то чтобы я не чувствовала раньше, что будущее, о котором я мечтала для нас, ускользает за эти последние недели, — сказала Изабелл прерывающимся голосом. — Просто я…
— Вы не останетесь одна, Изабелл. Я не могу стать вашим любовником, но я по-прежнему ваш верный друг. И далеко не единственный.
— Надеюсь, что вы правы, Фил. — В глазах ее стояли слезы. — Желаю вам счастья и всех радостей в жизни.
— И я желаю вам того же, — сказал он, крепко обнимая ее. — Я люблю вас и всегда буду любить.
Но истинной любовью его жизни была та, с кем он построил эту свою жизнь.
Милли шла, надеясь отвлечься и умерить страшную боль в душе. Но как могла она утешиться, если каждый квадратный фут Хенли-Парка, на который ступала ее нога, вызывал новый прилив невыносимой тоски, напоминая об их тесном сотрудничестве? Они с Фицем тщательно исследовали все утолки и закоулки этой земли и сделали все, чтобы исцелить раны, нанесенные поместью долгими годами запустения.
Однажды они стояли менее чем в пятидесяти футах от этой дороги, обсуждая, что делать с огромным количеством выполотых сорняков и кустарников. И в конечном итоге отказались от мысли сжечь их на костре, решив использовать для улучшения почвы. У следующего поворота она много лет назад наткнулась на Фица, вытаскивающего из кармана маленькие луковицы. Она закупила большое количество их для своего сада, а он решил посмотреть, смогут ли они прижиться в лесу. Некоторые из них прижились и вновь зацветали каждой весной, расцвечивая покрытую прелой прошлогодней листвой землю желтыми, пурпурными и белыми пятнышками. И конечно же, дальше, чуть впереди, находилось то самое место, где форелевая речка вышла из берегов накануне их поездки в Италию, затопив старый мост и теплицы. Они провели несколько дней перед отъездом, обследуя ее берега и обсуждая, стоит ли расширить реку или лучше укрепить ее берега.