— Отлично. Я страшно голодна.
За завтраком он прочитал накопившиеся письма: три от его сестер, два от полковника Клементса, два от Гастингса и с полдюжины от остальных сокурсников.
— Вы отвечали на все?
— Я не совсем закончила последнее письмо к вашим сестрам, но на остальные ответила. — Она взглянула на него. — Не беспокойтесь, я не писала, что вы безумно счастливы.
У ее лица было странное свойство. Каждый раз, взглянув на нее, он приходил в замешательство. Она никогда не выглядела так, как он ожидал.
— Они в любом случае вам бы не поверили.
— Что ж поделать, — сказала она спокойным тоном.
Каким-то образом ее непоколебимое спокойствие смягчало напряженность, даже когда дело касалось взрывоопасных тем.
— А с вами все в порядке? — спросил он.
— Со мной? — Его вопрос удивил ее. — Да, я в порядке… ну, в достаточной степени, во всяком случае.
— Почему вы не оплакиваете своего любимого?
— Кого?
— Того, которого вам пришлось оставить, чтоб выйти за меня.
Милли добавила еще одну ложку порошкового молока себе в чай — свежие сливки у них уже закончились.
— У меня все совершенно иначе. У нас не был прошлого. Так, пустые фантазии с моей стороны я принимала желаемое за действительное.
— Но вы любите его?
— Да, я люблю его. — Она опустила взгляд, уставившись в свою чашку.
Боль, которую он заглушал избытком виски, вернулась вновь.
— Значит, мы с вами товарищи по несчастью — ни один из нас не может быть с тем, кого хочет.
— Видимо, так, — сказала она, несколько раз моргнув.
Фиц был потрясен, поняв, что она сдерживает слезы, хотя уже изменил свое мнение о ней, осознав, что за ее спокойствием скрывается не просто безразличие, а огромная внутренняя сила. Когда он перестал владеть собой и совершенно запутался, именно жена вывела его из дебрей безумного самоистязания.
— Вы держитесь намного лучше, чем я, — сказал он; слова прозвучали неуверенно и неловко, по крайней мере для него самого. — Не знаю, как вам удается терпеть меня, ведь у вас на душе не менее тяжело.
Милли прикусила губу.
— Только не говорите никому — я тайно пристрастилась к лаудануму за вашей спиной.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она пошутила. И неожиданно для себя он слабо улыбнулся. Ощущение было странным — он не мог припомнить, когда последний раз улыбался.
Она поднялась на ноги.
— Лучше мне закончить письмо, пока не прибыл мистер Холт из деревни. Он должен… — она помедлила в нерешительности, — он должен привезти виски.
Милли хотелось бы отказаться от покупки спиртного для своего мужа. Но она сказала ему в тот день, когда опустошила все его бутылки, — дерзость собственного поступка до сих пор поражала ее, — что выбор за ним.