Ровена различила шорох кружев, коснувшихся пола, и поняла, что султан, должно быть, показывает Марку халат, который был на ней в ночь похищения. И герцог узнаёт его, потому что он видел его на ней в Лиссабоне, когда она стучалась к нему в каюту, чтобы сообщить о забытых на берегу родственниках.
Наступила гробовая тишина — похоже, Марк взял халат в руки. Ровена представляла его лицо и чувства при виде этого «доказательства» ее смерти.
Голос султана был сочувствующим:
— Мой друг, я оплакиваю вашу потерю вместе с вами.
Голос Марка прозвучал глухо:
— Я благодарен вам. Если бы не вы, я мог бы еще долго цепляться за тщетную надежду.
— Лучше узнать горькую правду, — сказал султан. — Вы можете начинать свыкаться с ее смертью и оставить ее в прошлом.
— Это правда. Теперь, зная худшее, я смогу отплыть завтра с первыми лучами солнца.
— Мудрое решение, друг мой.
Ровена чувствовала, что ее сердце захлестывает отчаяние. Все кончено, надеяться больше не на что.
Ей хотелось кричать Марку, что она жива, что она любит его. Хотелось умолять, чтобы он спас ее.
Но она обязана хранить молчание, чтобы не навредить любимому человеку. Слезы жгли ей глаза, а от усилий сдержать рыдания перехватило горло.
Все кончено. Звук его шагов постепенно удалялся в сторону дверей в тронный зал.
Ровена подняла голову, чтобы в последний раз взглянуть на мужчину, которого она любит. На глазах у девушки двери открылись, Марк прошел через них, и створки захлопнулись за его спиной.
Раздавленная горем, Ровена позволила отвести себя обратно в комнату. Там она упала на кровать и разрыдалась.
— Марк, — громко всхлипывала она, — Марк, Марк, я люблю тебя. Не забывай меня — умоляю — сохрани для меня уголок в своем сердце.
Ответом Ровене было только слабое эхо. В окне виднелось темнеющее небо и холодные звезды, равнодушные ко всем людским страданиям.
Все кончено. Она больше никогда его не увидит.
С этого дня она все равно что мертвая.
Анита повела Ровену знакомиться с остальными женами султана.
Это была жуткая, призрачная пародия на светский раут. Многие не знали английского, но некоторые могли говорить. Они встретили Ровену как новичка клуба, были вежливы и, похоже, считали, что она должна радоваться их радушному приему.
Они повели показывать дворец, который, сказали, станет «ее», потому что она будет самой новой женой, а потому «самой любимой». Это явно была огромная честь, но девушке хотелось умереть от горя.
Ровене показывали комнату за комнатой, чтобы она могла гордиться своим домом и дорогими вещами, которые были собраны в нем за многие века. Ровена смотрела, но большая часть увиденного не производила на нее впечатления. Когда она позднее попыталась вспомнить, что ей показывали, на ум ровным счетом ничего не приходило.