В густой листве вязов над ее головой слышалось чириканье воробьев и свист синиц. Джастина каждый раз проникалась очарованием этого великолепного уголка, сохранившего в центре Лондона напоминание о настоящей природе. Часто ей не хотелось возвращаться домой, и она предпочитала пройтись вдоль озера, подкармливая пеликанов, заполнивших всю водную гладь.
Джастина поднимала голову и смотрела на раскинувшееся над городом голубое, без единого пятнышка, небо. В другое время Джастина была бы счастлива этой чистотой. Это была прозрачная голубизна, очень бледная, — голубой отблеск, ускользающий в белизне солнечного света. Солнце, висевшее высоко над горизонтом, сияло подобно серебряному светильнику. Солнце было теплым, но светило без жары, будто отражаясь от зелени листьев и растворяясь в самом себе. Над городом образовалось как бы озеро, голубые тени которого продолжали свет, поднимавшийся над Лондоном. Город, огромный и ясный, сверкал в сиянии этого солнечного дня под серебряными лучами.
Перед лицом этого гигантского города Джастина думала о том, что в сущности не знает ни себя, ни Лиона. Теперь, когда наступила весна и нужно было радоваться каждому теплому дню, Джастина чувствовала все больший разлад с самой собой и окружающим миром. Не было спокойствия в этом цветении, в этой голубизне неба, в этом сиянии солнца. Жизнь продолжала катиться под откос.
На днях в театре состоялось чтение новой пьесы. По злой иронии судьбы это было произведение мистера Генри Ролсона «Девственница в объятиях грешника». Молодой драматург проявил поразительную настойчивость в своем стремлении добиться постановки в одном из лучших театров. Джастина не присутствовала на чтении, потому что и так достаточно хорошо была знакома с пьесой. Как она и ожидала, главную роль Клайд предложил своей новой любимице Констанции Шерард. Джастина поняла, что это конец. Конец ее театральной карьеры, во всяком случае карьеры именно в этом театре. Джастина понимала, что любит свою работу куда больше, чем ей это казалось раньше. Если бы ей пришлось выбирать между двумя главными ролями, она бы, наверное, долго колебалась. Но выбора не оставалось. А в таких обстоятельствах Джастине дозволено было только уйти. Она даже не утруждала себя походом в театр, сообщив Клайду о своем решении по телефону. Нельзя сказать, чтобы тот обрадовался, услышав слова своей примадонны о том, что она не намерена больше оставаться в его театре.
— Как? — только и смог оторопело спросить он. — Джастина, неужели ты покидаешь меня?
— Да, — грустно ответила она. — Я думаю, что ты вполне будешь удовлетворен игрой Констанции Шерард. Думаю, что она сможет воплотить на сцене этот персонаж.