Спорить с членом магистрата – себе дороже. Особенно когда он славится вздорностью характера и большими связями вплоть до Варшавы. С него станется, если в дурную голову взбредет, выгнать всех на стену, под дождь и ветер. Поэтому попыток уговорить Хофмайера разжечь очаг или зажечь лучину больше никто не делал. С другой стороны, в темноте можно тихонько подремать… главное, при этом не храпеть и не падать с лавки.
Обжора Фридрих попытался завести разговор о сосисках с капустой, но был оборван уже собратьями по несчастью, в смысле – боевому дежурству. Прихваченные с собой ужины все давно подъели, и дразнить желудки болтовней о вкуснятине никто не хотел. В общем – тоска зеленая. Но ТАКОГО развлечения они точно бы предпочли избежать, если бы у них был выбор.
Как ОН появился в помещении, вошел, как люди заходят, или материализовался прямо здесь, никто не видел. Просто раздался вдруг незнакомый голос от входа, говорящий на польском языке (все беседы кузнецы вели на родном швабском диалекте):
– Ян Алембек сюда не заходил?
Естественно, все, кто не дремал слишком крепко, повернули головы ко входу и, несмотря на темноту, увидели вошедшего (или появившегося). Хотя предпочли бы ничего такого в жизни не видеть. Потому как стоял там человеческий скелет со светящимися глазницами. Голый скелет, без мяса на костях и с ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СВЕТЯЩИМИСЯ провалами глазниц. Кузнецы люди крепкие, остальные их часто колдунами считают, ведь они из земли железо получают. Но собравшиеся здесь были законопослушными подданными и добрыми католиками. С нечистой силой они не знались и знаться не желали. Появление слуги того, чье имя лучше не произносить, тем более глубокой ночью, их мгновенно ввергло в шоковое состояние. Заговаривать с посланцем тьмы никто не спешил. Все дружно постарались прикинуться несуществующими, слиться со стенами, будто репетировали такой маневр на плацу. Тишина вокруг воцарилась почти идеальная. Почти потому, что из угла слышалось чье-то сладкое посапывание.
– Так мне ответит кто или нет?! Ян Алембек сюда заходил? – с заметным раздражением повторил вопрос скелет. В наступившем безмолвии его слова казались просто оглушительными. Только Бог и тот, кого лучше не поминать, знают, каким образом он говорил, ведь языка и всего прочего у скелета нет. В смысл вопроса пока никто и не пытался вслушаться. Один из подмастерьев потом признался, что, увидев этот ужас, перестал дышать и чуть не задохнулся от страха. Другой рассказал, что несколько раз сильно зажмуривался и, раскрывая глаза, надеялся увидеть перед глазами обычную ночную тьму. Без поднятого кем-то кошмара из ада. Все храбрые защитники города, находившиеся в помещении, притихли, как мышь под веником.