— Люси! Ты не… Что ты сделала, Люси?
Леди Энгкетл снова встала. Она вынула из вазы два увядших цветка.
— Дорогой, — сказала она, — Ты ведь и на миг не допускаешь, будто Джона Кристоу убила я. У меня была глуповатая идея относительно несчастного случая, но, знаешь, я потом вспомнила, что мы ведь его пригласили, а это совсем не то, как если бы он сам навязался. Нельзя же пригласить гостя и подстроить несчастье. Например, арабы исключительно щепетильны по части гостеприимства. Теперь ты спокоен?
Она стояла, озаряя его своей радушной улыбкой. Ответ сэра Генри прозвучал удрученно:
— Я никогда не в состоянии быть спокойным за тебя.
— А зря, милый, и видишь, на деле-то все обернулось к лучшему. Джон устранен, а нам и пальцем не пришлось пошевелить. Это мне напомнило, — голос леди Энгкетл зазвучал на мемуарный лад, — того господина в Бомбее, что был со мной так непозволительно дерзок. Через три дня он угодил под трамвай.
Она вышла в сад. Сэр Генри не пошевелился, провожая взглядом ее высокую, худощавую фигуру, бредущую по тропе вниз. Он выглядел сейчас усталым стариком. Такие лица бывают у людей, живущих бок о бок со страхом.
На кухне плачущая Дорис Эммот уже вконец утратила присутствие духа под тяжестью строгих нравоучений Гаджена. А миссис Мидуэй и мисс Симмонс изображали нечто вроде хора в греческой трагедии.
— Делают впопыхах необдуманные выводы и норовят вылезти только очень глупые девочки.
— Вот это правильно, — говорила миссис Мидуэй.
— Если ты увидела меня с пистолетом в руке, приличнее всего было бы подойти и сказать: «Мистер Гаджен, не были бы вы столь любезны объяснить мне, отчего это у вас пистолет?»
— Или же ты могла прийти ко мне, — втолковывала миссис Мидуэй. — Я всегда охотно сообщаю юным девушкам, не знающим жизни, как им должно думать.
— Единственное, чего не следовало делать, — продолжал Гаджен язвительно, — так это бежать разбалтывать все полицейскому, — и кому?! — сержанту! Никогда не связывайся с полицией сверх неизбежного. Достаточно тягостно, когда они вообще в доме.
— Неописуемо тягостно, — прожурчала миссис Симмонс.
— Со мной такого раньше никогда не было.
— Все мы знаем, — вещал Гаджен, — что их милости по душе, и какая это душа. Что бы ни сделала их милость, меня ничем не удивишь, но полиция не знает их милости как мы, и где им понять, что их милость могут побеспокоить их дурацкие вопросы да подозрения, — и все это только потому, что она бывает невнимательна с оружием. У их милости всю жизнь так было, но у полиции особый склад ума из-за того, что они видят только убийц и прочих сквернавцев. Их милость из тех рассеянных дам, что и мухи не обидят, но могут, не спорю, оставить что угодно в самом неподходящем месте. Никогда не забуду, — продолжал Гаджен прочувствованно, — как она принесла живого рака и положила его на поднос для визитных карточек. Чего я только ни навидался! Один я это знаю.