— Мы сильно беспокоились за вас, миледи, — сказал Гаджен.
— Какое благородство со стороны Гаджена, — сказала Люси, входя в гостиную. — Но, в общем-то, совсем напрасное. Я ведь в действительности почти наслаждалась всем этим. Такая перемена после всего того, что нам привычно. Вы не чувствуете, Дэвид, как подобные опыты расширяют ваш кругозор? Это, наверное, сильно отличается от Кембриджа?
— Я из Оксфорда, — холодно сказал Дэвид.
— Изумительные вёсельные гонки, — рассеянно заметила леди Энгкетл, направляясь к телефону. — Это так по-английски, вы согласны?
Она сняла трубку и, держа ее в руке, продолжала:
— Я надеюсь, Дэвид, что вы еще приедете погостить к нам. Это так трудно — сойтись с людьми, когда рядом происходит убийство. И уж совсем невозможно вести сколько-нибудь интеллектуальную беседу.
— Благодарю, — сказал Дэвид. — Но я по возвращении собираюсь в Афины, в английскую школу.
Леди Энгкетл повернулась к мужу.
— Кто там сейчас послом? А, ну конечно же, Хоуп-Ремингтон. Нет, я не думаю, что Дэвиду они понравятся. Их девочки такие ужасно дружелюбные. Они играют в хоккей на траве, в крикет и в эту забавную игру, когда предмет ловят сеткой…
Она не договорила, уставясь на телефонную трубку.
— А что это я делаю?
— Вы, наверное, собирались кому-то позвонить.
— Ничуть не бывало, — она положила трубку на рычаги. — Дэвид, а вам нравятся телефоны?
«Она вечно задает подобные вопросы, — раздраженно подумал Дэвид, — вопросы, осмысленных ответов на которые попросту нет». И он холодно ответил, что от них, по его мнению, есть польза.
— Вы имеете в виду, — сказала его собеседница, — как от мясорубок? Или от эластичных поясов? Но все равно, никто не…
Ее новое отрицание осталось незаконченным, потому что появился Гаджен и объявил, что кушать подано.
— Но куропаток-то вы любите? — со страхом обратилась леди Энгкетл к Дэвиду.
Дэвид подтвердил свою любовь к куропаткам.
— Мне часто кажется, что Люси малость тронутая, — сказала Мэдж, когда они с Эдвардом брели от дома к лесу.
Куропатки и суфле были превосходны, и после решения жюри у каждого с души спала тяжесть.
— А мне всегда кажется, — задумчиво отозвался Эдвард, — что у Люси блестящий ум, но он выражает себя словно в игре в пропавшие слова. И она путает метафоры. Получается вроде: паршивая овца испортит бочку меда или пуганых ворон по осени считают.
— И все равно, — сказала Мэдж без улыбки, — Люси меня иногда пугает. Само это место меня стало страшить.
Ее пробрало легкой дрожью.
— «Пещера»? — Эдвард повернул к ней удивленное лицо. — А мне она всегда немного напоминала Айнсвик. Конечно, тут не по-настоящему…