— Что это такое, миз Хадказл? Змерть? Похороны? Разве вы не очень хорошо знаете, что у меня нет звободных рук? Вы думаете, я уже поверила таким отговоркам? Вы, я вижу, весело проводите время.
Мэдж робко перебивала ее, стараясь говорить твердо и внятно.
— Полиция? Вы говорите — полиция? — Это был почти визг. — Вы замешаны в полицию?
Еле сдерживаясь, Мэдж объясняла, объясняла. Удивительно, каким грязным увидела все случившееся эта баба на другом конце провода. Вульгарное дело с полицейским вмешательством… Какая это все же загадка — другой человек!
Отворилась дверь и вошел Эдвард. Увидел разговаривавшую Мэдж, он хотел было удалиться, но она остановила его.
— Эдвард, останься. Пожалуйста. Очень прошу тебя.
Присутствие Эдварда придавало ей силы, нейтрализуя яд. Она убрала руку, прикрывавшую микрофон.
— Что? Да. Прошу прощения, мадам, но, в конце концов, едва ли тут есть моя вина…
Неприятный голос завизжал со злобным хрипом:
— Что у вас это за друзья? Что они за люди, если у них там полиция и убили человека? Я лучше позабочусь, чтобы вообще не нужно ваз обратно! Я не могу портить репутацию моей фирмы.
Мэдж вставляла сожалеющие, уклончивые слова. Наконец, со вздохом облегчения, положила трубку. Ее мутило и трясло.
— Это я на работу, — объяснила она. — Надо было предупредить, что я не выйду до четверга из-за следствия.
— Надеюсь, они восприняли это должным образом? А кстати, какой он, твой магазин готового платья? А его хозяйка? С ней можно работать приятно и в полном согласии?
— Я бы выразилась совсем иначе! Еврейка из Уайтчепеля с крашеными волосами и скрипучим голосом.
— Но, дорогая Мэдж…
Лицо Эдварда отразило такой ужас, что Мэдж чуть не расхохоталась. Он был явно встревожен.
— Но, детка, как ты можешь выносить такую даму? Если работа тебе необходима, так уж выбери такую, где окружение было бы приятным, а сослуживцы — милыми людьми.
Несколько мгновений Мэдж смотрела на него, не отвечая. «Как это объяснишь, — думала она, — человеку вроде Эдварда? Что он знает о рынке труда, о занятости?» И вдруг прилив горечи поднялся в ней. Люси, Генри, Эдвард, да, собственно, и Генриетта — все они отделены от нее неодолимой бездной, той бездной, что разделяет тружеников от праздных.
Они понятия не имеют, как трудно найти место, а найдя — удержаться на нем.
Кто-то мог бы сказать, что лично ей вовсе не так уж позарез нужно зарабатывать на жизнь. Люси и Генри были бы рады приютить ее. Столь же охотно они бы предоставили ей содержание. Последнее с готовностью сделал бы также и Эдвард. Но что-то в Мэдж восставало против того, чтобы принять такое предложение богатенькой родни. Наезжать изредка и окунаться в хорошо налаженную роскошь вечного досуга Энгкетлов было приятно. Она могла себя этим потешить. Но какая-то упрямая независимость удерживала ее от принятия подобной жизни в качестве подарка. Сходное чувство отвращало ее и от соблазна завести собственное дело на занятые у родни и друзей деньги. Достаточно она такого повидала.