Вдруг кто-то подошел к нему и протянул ему руку. Иван Павлович поднял глаза и, увидев перед собою знакомого франта из «восточных» людей, очень обрадовался ему.
— А, Назар Назарович! — весело сказал он, здороваясь с подошедшим. — И вы сюда зачастили?
— Бонжур! — ответил Мустафетов, армянин, и пояснил: — Наш брат везде ходит, нашему брату везде надо быть. А место у вас за столом свободно?
— Как видите. Садитесь!
— Ну, что вы кушали, Иван Павлович, и вкусно ли вам подавали или нет? — спросил Мустафетов.
— Ничего, недурно; я ел лососину, а на второе заказал себе венский шницель.
— А я себе спрошу тарелку супа, шашлык с рисом, побольше только риса, и полбутылки кахетинского красного, которое я у вас тут же пивал, — сказал Мустафетов официанту.
Смирнин смотрел на него с завистью и думал: «Вот этого человека я никак не разберу: всегда в экипажах, всегда с красавицами в ложах, на скачках, всегда с туго набитым бумажником; в компании может тысячу рублей выкинуть за каприз, а в одиночку сплошь да рядом рублевым обедом довольствуется; одевается у лучших портных, вещи носит все настоящие, дорогие, а между тем чувствует мое сердце, что он — плут. Хоть бы научил меня, право, своему искусству!»
Мустафетов, заказав себе обед, обернулся к Смирнину и спросил его в упор:
— Как дела в вашем банке «Валюта»?
— Вот если бы вы спросили, как мои личные дела, то это было бы понятно, — поправил его Иван Павлович, — а то дела банка «Валюта»! Да там все новые кладовые строят: места для вкладов в старых не хватает.
— А еще говорят, что в России денег нет и достать их негде! — с пренебрежением проговорил на это Мустафетов.
— Достать действительно мудрено.
— А вам хотелось бы?
— Понятно, хотелось бы!
— Дело легче, чем вы думаете, Иван Павлович; только не стоит из-за пустяков мараться: надо полмильончика раздобыть и поделить между собой.
Смирнин выпятил глаза, а Мустафетов спокойно вытер ложку салфеткою и налил себе из мисочки в тарелку суп, после чего самым безмятежным образом стал есть.
Он ел свой горячий суп и молчал, чем приводил в немалое смущение Смирнина, даже испугавшегося от мысли раздобыть полмильончика. Наконец Иван Павлович решился спросить:
— Вы что же, пошутили?
— Нет, — спокойно ответил Назар Назарович, — я очень серьезно и давно подумываю о вас. Только здесь не время и не место распространяться об этом. — Он вздохнул, поглядел в окно на оживленное движение Невского проспекта и сказал как ни в чем не бывало: — Хорошая пора наступает: весна идет, все оживает, пробуждается. Даже и в Петербурге выдаются хорошенькие деньки, хотя у нас здесь это непрочно. Поэтому-то вот всякий, кто может, покончив счеты с зимним сезоном, спешит на юг России, в благодатный Крым, или за границу ловить настоящую весну.