— Однако и у меня есть обязанность, — сказал он.
Мустафетов переглянулся с ним, и оба они сразу поняли друг друга.
— Вот то-то же и есть! — сказал Назар Назарович. — Я не хотел напоминать тебе, а ведь тебе еще надо кое-что устроить, главным образом — насчет присяжного поверенного. Ведь это сделать надо сегодня же.
— Да, да, — сказал Рогов, — из головы совсем бон! Это я на радостях все позабыл! И молодчина же ты, Назарчик! Всегда и во всяком положении сохраняешь память свежую и дух бодрый.
— Ну, а мы как? — спросила Маргарита, обращаясь к Смирнину.
— Мы что же! Я птица вольная, ни от кого и ни от каких дел не завишу. Поедем, куда хочешь.
— Но как же твои деньги?
— Да, мои деньги?
Он задумался. Еще день не совсем прошел, наступали только вешние сумерки, а этот мешок с деньгами был ему уже в тягость. Конечно, он не отдал бы его теперь и за свою жизнь. Но что же делать с ним? Нельзя же таскать всюду с собой? А куда спрятать? Где сохранить? Где укрыть от воров, наконец? Легко сказать: поехать домой в свой жалкий номеришко и там запихать мешок в комод! Ключи можно с собою взять, но разве ключи нельзя подобрать? Положим, можно купить какую-нибудь печать и приложить к ящику. Только если кто украсть захочет, тот и печати не побоится сломать. А вдруг пожар?
Холод пробежал по всем жилам Смирнина от одной этой мысли. Между тем Маргарита ожидала его ответа.
— Ты разве не можешь сначала к себе домой заехать? — спросила она.
Тогда Назар Назарович понял, что пора ему вмешаться. Обращаясь к молодой женщине, он произнес: «Виноват-с, мне надо сказать Ивану Павловичу два слова», — и тут же отвел его в сторону. Там, в углу комнаты, он продолжал:
— Вы боитесь ехать с такими деньгами к себе в меблированные комнаты. Бросьте на сегодня мысль о цыганах, поезжайте прямо к Маргарите, а завтра с утра займитесь переселением на другую квартиру. Ведь вы все равно не останетесь в ваших номерах. Деньги же вы внесите на текущий счет в какую-нибудь банкирскую контору. Уж там вам опасаться нечего.
Смирнин сознавал, что иначе поступить нельзя. Ему только странным показалось, что эти огромные деньги, которых он так страстно желал, препятствовали ему теперь ехать, куда было ему угодно, и таким образом стесняли его свободу. С ними-то, думал он, начнется вечная масленица и широко раскроются пред ним двери тех увеселительных заведений, которые всегда прельщали его, и вдруг первый же вечер своей новой жизни он должен провести взаперти. Однако он ответил:
— Конечно, так будет лучше всего.
— На чем же вы решили? — спросила Марго, когда они вернулись к столу.