— Вы, стало быть, знаете и участников?
— То есть я их видела, — ответила она. — Одного из них я даже часто встречала раньше.
— Как зовут того и другого, вы не знаете?
— Нет, не знаю.
— А при встрече узнали бы?
— Конечно!
— В таком случае я попрошу вас при первой встрече того или другого указать на них полиции.
Из остальной части показаний Маргариты было совершенно ясно, что Смирнин, прочитав в газетах сообщение об обнаружившемся мошенничестве, поспешил бежать, оставив на хранение у Маргариты часть своей доли.
Судебный следователь был вполне убежден, что Смирнин даст ей знать о себе, как только почувствует себя в безопасности, а потому предупредил ее, что при получении малейшего сведения о местопребывании Смирнина она обязана сообщить ему.
Между тем все заговорили об удивительно наглом мошенничестве. Газеты сообщали некоторые подробности дела, расцвеченные своими догадками и комментариями.
В тот же день, когда Смирнин бежал, к Мустафетову мчался Рогов, крайне возбужденный и перепуганный.
— В чем дело? — с невозмутимым спокойствием спросил его Назар Назарович.
— Как в чем дело? Ты разве не читал? Все газеты переполнены…
— Читал, но что ж из этого?
Рогов опустился в кресло, выдвинул нога и, простирая руки вперед, почти закричал:
— Что из этого?! Да ты, должно быть, с ума сошел! Неужели ты не понимаешь?..
— Понимаю я, что прежде всего не следует кричать, — еще спокойнее и невозмутимее прежнего ответил ему Мустафетов. — Я живу не один, да и вообще не вижу причины выходить из себя.
— Тебе хорошо рассуждать, — переходя вдруг на шепот, сказал его посетитель, — Ты в стороне и, конечно, знаешь, что, если меня и поймают, я тебя ни в коем случае не выдам… не выдам по принципам товарищества. Я, наконец, и за себя не особенно боюсь, но опасаюсь за Смирнина. Он струсит и выдаст себя, а за собою — и нас заодно.
— Смирнин прекрасно обставил свое положение, предварительно заявив о своем наследстве, — сказал на это Мустафетов. — Кроме того, я прекрасно настроил его, и он отлично знает, что, если бы даже подозрение пало на него, если бы даже его арестовали, он только и может спастись, упорно настаивая на одном: «Знать не знаю, ведать не ведаю».
— Хорошо, допустим, что он выдержит характер, — согласился с ним Рогов. — К тому же он должен был уехать, и, вероятно, его и след уже простыл. Но меня могут узнать служащие банка или конторы Юнкера, и тогда мне уже не отвертеться… Тем более — моя прежняя судимость, а главное, очная ставка со всеми этими господами.
— Согласен, лучше принять меры.
— Вот то-то же и есть. А что я придумал? Не пустить ли мне в ход самоубийство?