— Уж и я бы тоже поприжал ее как следует, — подхватил Петрушка и хотел еще что-то прибавить, но остановился, прислушиваясь к стуку, раздавшемуся вдали.
— Это девки из людской прибежали, дверью из сеней хлопнули, — заметил Михаил Иванович. — И ведь знают, что господа почивают, а шумят, паскуды эдакие.
— Казачки бегут, — воскликнул Петрушка, кидаясь в коридор, а вслед за тем раздался его голос, хриплый с перепугу: — Михаил Иванович, пожалуйте сюда!
Камердинер поднялся с места и направился к коридору. Тут он увидел группу из двух казачков, экономки, Мавры и еще пяти-шести человек, оживленно шептавшихся между собой в противоположном конце коридора.
У Михаила Ивановича мороз по коже подрал от жуткого предчувствия при виде этих людей, но это не помешало ему напустить на себя важность и сделать строгий выговор Петрушке:
— Чего орешь, болван? Отсюда все к барину слышно. Ступай в переднюю. Дверь-то с крыльца открыта, долго ль кому-нибудь с улицы забраться? Ну, ступай, ступай! — прибавил он сурово, указывая пальцем на дверь в переднюю, и тогда только пошел дальше, когда Петрушка, беспрестанно оглядываясь назад, побрел туда, куда посылали его.
При появлении старшего камердинера в толпе произошел переполох, шепот усилился, все заговорили разом, боязливо понижая голос, жестикулируя и перебивая друг друга.
— Яшка, у тебя письмо-то, подай!
— Надо прежде про Хоньку.
— Надежда Андреевна, скажите вы!
— Подайте прежде письмо, письмо важнее.
— Письмо подождет, а это такое дело…
— Той же минутой надо доложить.
— Кто увидал первый, тот пусть и доносит.
— Лушка.
— Где она? Лушка, вылезай, постреленок! Я те задам!
— Я здесь, дяинька, — пискнула девочка лет восьми, вылезая из угла за дверью.
Она дрожала, как в лихорадке. Глаза ее в безумном ужасе бегали по сторонам, как у травленого зверя, лицо было красно и вспухло от слез или от побоев, которыми несколько минут перед тем, по всей вероятности, встретили принесенную ею весть из чулана, в который была заперта Хонька. Ее стали теребить и толкать вперед, она упиралась, а тем временем Михаил Иванович подошел.
— Что тут за сборище? Зачем притащились? — строго спросил он и, заметив письмо в руке Яшки, сказал отрывисто, вот точь-в-точь как барин, когда он не в духе: — Откуда это? Подай сюда!
— Из подмосковной, от Митрия Лаврентьича, — проговорил почтительно Яшка, подавая письмо.
— С нарочным?
— С нарочным-с. Племянника своего прислал, конторщика.
— Где его поместили?
— Нигде еще, в холостяцкой пока. Лошадей отпрягают. На почтовых он.
«На почтовых. Дело спешное, значит», — подумал Михаил Иванович, в недоумении вертя письмо, запечатанное большой конторской печатью.