— Поместить его в правом флигеле и сказать, чтобы торопился прибраться, сейчас, верно, к барину позовут, — распорядился он, а заметив в толпе экономку, обратился к ней: — Что им нужно, Надежда Андреевна?
— Несчастье случилось — Хонька повесилась.
Среди наступившей тишины эти слова прозвучали особенно внятно. Михаил Иванович в испуге попятился.
— Что? — пролепетал он с трудом.
— Хонька повесилась, — повторила Надежда Андреевна и, выталкивая вперед оторопевшую Лушку, прибавила: — Вот эта первая увидела из оконца.
Внезапно раздавшийся сильный и нетерпеливый звонок заставил ее смолкнуть на полуслове. Все узнали звонок барина и в испуге переглянулись.
Михаил Иванович окончательно растерялся и бросился без оглядки в кабинет, в волнении забыв даже разогнать народ из коридора.
Распорядилась этим уже Надежда Андреевна.
— Письмо-то захватил, что ли? — спросила она у Яшки, когда все разошлись.
Яшка ответил, что письма Михаил Иванович из рук не выпускал.
И действительно, письмо, присланное с нарочным из Яблочков, Михаил Иванович держал в руке, докладывая барину про Хоньку.
— Никто ее пальцем не трогал, она сама, ей-богу сама, — прибавил он в заключение своего повествования.
— Может, она еще не умерла, — проговорил барин раздумчиво. — Левка ее видел?
Левкой звали фельдшера, тоже крепостного, лечившего в доме Во-ротынцевых дворню, коров и собак.
— Не могу знать-с.
— Ступай узнай. Да что это у тебя в руке? От кого письмо?
— Виноват-с. Из Яблочков, с нарочным… запамятовал подать, — пролепетал растерявшийся камердинер.
Барин запальчиво вырвал у него из рук письмо.
— Осел! Ступай, и толком все там чтобы сделали. Если нужно в аптеку послать, пусть сбегают, и прийти мне сказать, что там, очнется она или нет. Да чтобы до барыни с барышней ничего не дошло, слышишь? Скажи Надежде Андреевне и другим!
— Слушаю-с, — ответил уже за дверью камердинер.
Барин опустился в кресло перед бюро, распечатал конверт, вынул из него письмо своего главного управляющего и стал его читать.
Прошло с полчаса. В кабинет снова вошел Михаил Иванович, но барин как сидел, облокотившись на стол и опустив голову на руки, так и не шелохнулся. Постояв у двери в нерешительности, Михаил Иванович кашлянул, а затем, переждав еще несколько минут, решился сам заговорить.
— Изволили приказ…
— Что? Кто тут? Зачем? — вскрикнул в испуге Александр Васильевич, поворачивая к нему лицо, такое бледное и взволнованное, что Михаил Иванович вздрогнул.
— Хонька умерла-с, — с усилием произнес камердинер.
— Хонька… эта та, что повесилась?
— Точно так-с. Она умерла. Вы изволили приказать, чтобы вам доложить…