А там его, оказывается, ждало очередное письмо от Крёстного — Сиф всегда звал его именно так, не спрашивая имени, — ещё вчера поздно вечером пришедшее. Значит, надо было всё-таки проверить почту раньше, ещё в Управлении, когда была такая возможность. Сиф очень не любил отвечать с запозданием — как будто выкроил случайно свободную минутку и подумал: «А давай-ка я кому-нибудь напишу…»
«И снова привет, любезный мой Маугли…»
Сиф глядел на экран несколько минут, собирая мысли в кучу, а буквы привычного обращения, к которому раньше не присматривался, — в слова. Сегодня он уже слышал это прозвище по отношению к себе. От человека, которого видел на войне, как раз тогда, в октябре.
— Ваше высокородие! — крикнул Сиф, обернувшись в сторону двери.
— Чего тебе? — отозвался через какое-то время полковник.
Сиф вместо ответа встал и отправился в кабинет: кричать через полквартиры — не самый удобный способ вести серьёзный разговор, хотя в остальных случаях они частенько перекрикивались с командиром минут по десять, вполне довольные таким положением дел.
— Не маячь на пороге, входи уж, — Заболотин-Забольский нетерпеливо перевёл взгляд на облокотившегося о косяк подростка. Офицер сидел за столом и протирал клинок своей наградной сабли. Сиф подошёл к столу, прислонился к ножке коленом и пододвинул к себе одну из стоящих на столе фотографий. Долго разглядывал царственную осанку и полуулыбку позирующего.
— А кто мой крёстный?
— «А кто мой ближний?», как сказано в Евангелии, — откликнулся Заболотин. — Почему-то почти шесть лет ты этим вопросом не задавался.
— Так кто? — требовательно повторил вопрос Сиф.
Полковник пододвинул фотографию к себе, провёл пальцем по орнаменту рамки. У Сифа возникло твёрдое ощущение, что его командир прекрасно всё знает — но почему-то не хочет говорить.
— Может, спросишь это у него самого, а?
Сиф сердито пристукнул пальцами по столу. Он очень не любил, когда командир вот так переадресовывал вопросы.
— Не стучи, страшными бывают обычно сердитые генералы. Ну, может быть, полковники. Но точно не фельдфебели.
Юный фельдфебель поморщился, пробурчал: «Так точно», — и вышел. Конечно, их отношения с командиром, за редкими недолгими исключениями, всегда тяготели более к армейским, нежели чем к семейным. Армия была, в понимании Заболотина, той же семьёй, только большой. Таково уж его воспитание, офицера неизвестно в каком поколении, это понятно. А вот Сифу иногда хотелось чего-то другого. Обычного. Как у Каши с мамой. Или хотя бы как у Расты с дедом и «баб», у которых она чаще всего жила, поскольку родители-учёные колесили по всему свету и виделись с дочерью неделю в год. Больше везло её младшему братику — родители, если ехали вместе, брали его с собой. Два старших же брата давным-давно женились и теперь появлялись на горизонте лишь изредка… Раста никогда не унывала, несмотря на все эти проблемы. И всегда с удовольствием рассказывала о своей семье. О маленьком племяннике, живущем в Суздале. О том, что, вот, на днях обещается приехать Володя или Слава…