Гаррик выпил коньяк и снова наполнил бокал. Держа Рут в своих объятиях, он старался защитить ее. Она была обижена, и у него возникло желание немедленно найти и наказать тех, кто причинил ей боль. Но вместо этого он только обнимал ее, позволяя плакать.
Он привык к слезам сестер, и хотя вид страдающей женщины лишал его спокойствия, он ограничивался только тем, что предлагал для утешения свое плечо. В тот вечер это было ошибкой. Ему следовало просто держать ее за руку. Заключив Рут в свои объятия, он с трудом отпустил ее потом. А когда понес в постель и ее халат приоткрылся, отступать уже было невозможно. Желание, которое он с трудом сдерживал во время ужина, охватило его с такой силой, какую он никогда прежде не испытывал.
Хотелось нежно гладить Рут и в конце концов овладеть ею. Она была такой обольстительной. Гаррик почувствовал напряжение в брюках, вспомнив об исходившем от нее пьянящем аромате цитрусов. Тепло и гладкость ее шелковистой кожи под его пальцами также действовали возбуждающе.
И она страстно отвечала на его ласки. Он помнил, как Рут слегка постанывала от страсти. Она желала его. Он не сомневался, что именно поэтому она доверилась ему. И то, как она отвечала на его ласки, говорило о готовности принять его в своей постели.
Именно ее пылкость заставила его осознать, какой опасности он подвергался. В тот момент он понял, как близко подошел к краю пропасти. Однако он отверг Рут довольно грубо. Боль и унижение в ее голосе резанули подобно острой бритве.
Гаррик проворчал что-то, недовольный собой, затем допил остававшийся в бокале коньяк и налил еще. Ему хотелось напиться допьяна, чтобы забыть, как он не осмелился даже взглянуть на нее, покидая комнату. Он поступил как негодяй, как последний сукин сын, не заслуживавший доверия, которое Рут оказала ему в тот вечер. Позади него раздались громкие голоса, но он не удосужился повернуться и посмотреть на вновь прибывших гостей. Вместо этого он налил себе очередную порцию коньяку.
— Взгляни-ка, Марстон, кто здесь. Неужели это то ничтожество, которое подбирает брошенное тобой старье? — В язвительном голосе Уикома звучало явное издевательство, когда тот остановился около кресла Гаррика.
Оскорбительное высказывание Уикома и коньяк зажгли огонь в крови Гаррика. Ему было безразлично, что Уиком думал о нем, но что касается Рут, это другое дело. Она вовсе не старая, а вполне энергичная молодая женщина. Он убедился в этом, увидев ее обнаженной и ощутив на вкус. Марстон совершил глупость, променяв Рут на безмозглую шлюшку.
Гаррик медленно повернул голову и пристально посмотрел на самодовольное лицо Уикома, перевел взгляд на бутылку коньяка в своей руке и поставил ее на серебряный поднос. Потом медленно отвернулся от стоящего рядом мужчины и взял бокал, чтобы выпить еще порцию превосходного напитка.