— Как всегда, — усмехнулся Харлан. — Думаю, ее бы не поймали, если бы другая девица не спросила у миссис Баксби, где она. Тут все и открылось.
— Вы вдвоем пропьете нас вместе с домом, — проворчал Уиклифф.
— Невозможно удержаться. В такую погоду. И когда Тимбукту всего лишь призрачная мечта.
— Она сказала, где была? — спросил Уиклифф.
— Кто?
— Элиза.
— Исчезнувшая горничная? Ты знаешь ее имя? — Брови Харлана поползли вверх. Отхлебнув вина, он уставился на Уиклиффа здоровым глазом.
Это чертовски нервировало.
— Имя — это всего лишь способ отличить одну вещь или персону от другой. Это значительно облегчает жизнь, — высокомерно ответил Уиклифф.
— Я давненько не был в Англии, но не думаю, что герцоги обременяют себя запоминанием чьих-то имен, не говоря уж о горничных, — возразил Харлан.
— Я чужд условностям. Можешь прочитать об этом в газетах.
— Не стану утруждаться. Вся прислуга и так об этом говорит.
— В самом деле? — Уиклифф подстрекал Харлана сказать больше. Разумеется, вся прислуга обсуждала это: обычное дело — сплетничать о хозяине дома.
— Да, когда не читают «Памелу»[1] или какую-нибудь другую романтическую дребедень о том, как его милость изнасиловал весь женский персонал, — потягивая вино, объяснил Харлан.
Уиклифф отпил глоток. Разговор вдруг наскучил ему. Это так типично — герцог Уиклифф и горничная. Именно то, чего он старался избежать. Он не желал быть типичным. Он хотел, чтобы контроль и холодное самообладание матери победили в нем распутство отца.
И все-таки его мысли опять устремились к Элизе. Его чувства, казалось, замечательно созвучны всему в ней: его воспламенял ее голос, ее смех, само присутствие, когда она метет комнату. Не однажды он задумывался, что бы такое попросить ее принести, лишь бы только увидеть ее.
Потягивая вино, Уиклифф углубился в эти тревожные размышления. Потом заметил, что у Харлана, всегда слишком наблюдательного, такой вид, будто он читает его мысли.
— Харлан, ты помнишь те времена, когда каннибалы связали тебя и заткнули рот кляпом? — осведомился Уиклифф.
— Разумеется, помню. И прежде чем ты задашь следующий вопрос, скажу: да, я также помню, как ты в одиночку спас мне жизнь, вооруженный лишь карманным ножом и пальмовой ветвью.
— Будь любезен, не забудь об этом. Что до вас, Томас, — повернулся он к прислуживавшему за ужином лакею, — я знаю про вас и Дженни, поэтому ожидаю, что этот вечерний разговор останется между нами.