Герцог оглянулся на шум, заметил ее, и улыбка появилась на его губах.
Элиза взглянула на него и забыла обо всем на свете. Он сидел в дальнем конце, сложив на коленях голые по локоть руки. Темные волосы откинуты с лица, в лучах заката загорелая кожа казалась теплой и светящейся. Солнце оранжевым шаром опускалось ниже, окрашивая Лондон в странные цвета.
Рубашка герцога была распахнута, нагая татуированная грудь впитывала последние солнечные лучи. Рядом стояла полная бутылка бренди. Потрясающий мужчина!
— Я подумала, вы захотите поесть, — сказала Элиза, поставив поднос рядом с ним.
Слова «Простите, я все погубила» жгли ей губы. Элиза сожалела о содеянном и в то же время была горда собой. Но герцог не из тех, кому нужна ее жалость. Она вздохнула и выбросила эти мысли из головы.
— Вы просто сокровище, Элиза.
Она прикусила язык и повернулась, собираясь уйти. Что-то тревожит его ум, но что именно — она не хотела знать, ведь тогда ей придется решать, поместить ли это в свою колонку. Ей придется выбирать между его успехом и своим собственным. Проклятие!
— Останьтесь, — скомандовал Уиклифф. — Сядьте.
Элиза криво усмехнулась, потому что именно это она и хотела услышать. Нужно сказать, что интонация, с которой он произнес эти слова, совсем ее не задела. Она понимала, что он слишком запутался в проблемах, чтобы обращать внимание на такие пустяки. Поэтому она сказала:
— Вы все лучше осваиваетесь с ролью герцога.
— Что ж, нужно делать что должно.
— Но ваш голос звучит устало.
Элиза села рядом и расправила юбки и передник.
Герцог запустил руку в волосы. Несколько прядей упало на его лицо. Солнце ярко играло на золотой серьге. Она была совсем небольшая, весьма скромная и не стоила поднятой вокруг нее суеты.
Но Элиза знала: всеобщий ропот вызывала не сама эта вещь, а гордая демонстрация того, что в прошлом он был обычным моряком. Потому что большинство придает огромное значение положению и титулам, а он, герцог, — нет. С этим невозможно смириться, поэтому эта серьга так всех раздражала.
Элиза понимала, что ее колонка подливала масла в огонь, но это пламя разожгла не она.
— Чувствую, я могу довериться вам, Элиза, — сказал после некоторого раздумья герцог.
Она подумала, если бы у нее, живой, вырвали сердце из груди, она испытывала бы то же, что сейчас.
— Это все газетная колонка? — рискнула спросить она.
— Она, проклятая, сейчас заботит меня меньше всего, — загадочно ответил Уиклифф.
— Ох!
Это очень походило на вздох облегчения. Элиза не смела поднять на него глаза. И возможно, поэтому стала разглядывать его руки. Рукава он, как всегда, закатал до локтя. У него действительно изумительные руки, думала Элиза, мускулистые, сильные, загорелые, в причудливой татуировке, и ей до боли хотелось снова ощутить объятие этих рук.