Хоть она и сгорала от любопытства, что такого сказала или сделала леди Шакли, ей не хотелось об этом слышать. Знание опасно, ему не стоило ей доверять.
Если его рот занят, он не сможет ей рассказать, и она не сможет предать его.
И она целовала его, понимая, что делать этого не следует. Однако она давно научилась игнорировать настоящие причины своей сдержанности. Это она делала и сейчас.
Сердце стучало в груди предупреждением об опасности. Это дорога к беде. И все-таки целоваться с герцогом так прекрасно, так правильно… У его поцелуев был вкус вина, вкус желания. Она не думала, что кто-то может хотеть ее так, что она ощутит этот вкус желания.
Слезы жгли ей глаза. Элиза притянула его ближе, чтобы он не смог разглядеть, как действовал на нее его поцелуй.
Их языки то сплетались, то расходились в роскошном танце распутного поцелуя. Это и есть вкус желания? Как же остро она его чувствует!
«Лгунья», — шептала ей совесть. Она обманывала его с каждым своим дыханием, не считая этого поцелуя. Ее страсть была настоящей, вожделение непритворным. Ах, если бы пелена обмана не висела между ними!..
Сердце гулко стучало, волны тепла расходились по всему телу. Она, наверное, влюбилась.
Она определенно влюбилась в Уиклиффа!
Он потянул ее к себе на колено. Ее юбки задрались до талии, и герцог воспользовался этим.
Настоящий Буйный Уиклифф. Элиза тихо засмеялась и губами почувствовала его улыбку. Это была интимность. Как это прекрасно. Этот момент всегда будет принадлежать только им двоим.
Свет закатного солнца теперь едва теплился, быстро сменяясь темнотой. Ночной воздух холодил ее разгоряченную кожу. Его рубашка, уже расстегнутая, снята. И все же Элиза еще могла разглядеть его экзотическую татуировку.
Весь Лондон знал о татуировке, но она единственная прикасалась к извилистым линиям, знала их на ощупь. Подарок, который она будет хранить вечно. Элиза провела пальцем по черным линиям. Кожа была гладкая и горячая. Озорная улыбка заиграла на ее губах.
Подавляемое желание — опасная штука, расплывчато думал Уиклифф, и прикосновение Элизы открыло врата. Он не мог получить всего. Он жадно потянул ее к себе. Она тихо застонала.
Она нужна ему. Хорошо бы как можно глубже зарыться в нее. Его руки жадно изучали контуры ее тела: прогиб поясницы, округлость ягодиц, на которые он уже давно поглядывал с вожделением. Ее полная грудь так точно ложится в его ладони, что кажется преступлением ее отпустить.
У него давно не было женщины, и лишь теперь он сообразил, что, вернувшись в Англию, не заглянул ни в один лондонский бордель. И вообще не думал о женщинах, только об Элизе. Это так ошеломило его, что перехватило дыхание.