— Жив?! — спросила я, подбежав к ним.
Брендан попятился от близости железа, а я, опустившись на колени, увидела, как движется грудь Джеймса. Я положила руку на его рот и ощутила теплое дыхание.
— Вряд ли это была хорошая идея. — Брендан покачал головой. — Но волынщик жив. — Он повернулся к Люку. — А что будет с Люком Диллоном?
Люк посмотрел на меня через сотни миль, которые нас разделяли. Думаю, ему было страшно.
— Ди, что будет со мной?
Я глубоко вдохнула. Что бы ни произошло, я останусь в проигрыше. Но может быть, это не полное поражение. Я посмотрела на Брендана.
— Помнишь, что ты сказал, когда мы впервые встретились?
— Он помнит все, — перебила меня Уна. — У него память, как у слона.
Брендан поднял руку.
— Заткнись. — Он повернулся ко мне. — И что же я сказал?
Я замялась, не зная, как подобрать слова.
— Ты сказал, что Люк играл с тобой… что в прошлом вы вместе играли. Ты сказал, что он больше похож на вас, чем кто-либо из людей. И… — я нашла глазами наблюдавшего Томаса-Рифмача. — Томас сказал, что люди, которые живут с феями, не умирают. Если я верну ему душу, как ты думаешь… есть ли у него шанс доказать, что его душа принадлежит вашему миру?
Люк быстро взглянул на меня, потом на Брендана. Я даже не знала, хочет ли он того, что я пытаюсь для него получить. Может, для него это просто еще одна тюрьма. Потом он перевел взгляд на Уну.
— Вы примете меня?
Брендан нахмурился.
— Ты так много времени провел среди железа…
— В самом деле, — согласилась Уна.
Люк замер.
Брендан нахмурился еще сильнее. У меня перехватило дыхание.
— Ты воняешь железом. Не могу представить, как среди нас… — Уна захихикала, и Брендан пихнул ее локтем. — Пожалуй, нет. Извини.
Люк начал было что-то говорить, но тут Уна расхохоталась, причем так безудержно, что ей пришлось сесть на тротуар. В конце концов, она выдавила:
— Брендан, любимый, Люк Диллон тебе поверил!
Люк скорчил гримасу и перевел взгляд на Брендана.
— Ты надо мной смеешься?
Отвращение мгновенно исчезло с лица Брендана, вместо него появилась легкая улыбка.
— Тебе и твоей флейте не нужно спрашивать, примем ли мы тебя, Люк Диллон. Для нас это честь. Ты гораздо больше принадлежишь нашему миру, чем миру людей.
Уна сморщила нос.
— Но ты такой доверчивый…
Люк вздохнул — с печалью или от радости, я не знаю.
Это было несправедливо. После всего, что мы сделали, после всего, что произошло, я должна была остаться с ним. Увы, справедливость не всегда торжествует.
— Хватит грустить, — сказала Уна. — Ты можешь провести с ним весь остаток солнцестояния. Мы останемся здесь, пока звучит музыка.