Баррон.
Мастер памяти. Копался в голове у Мауры. И у меня.
Желудок выворачивает. Медленно перекатываюсь на бок, еще не хватало подавиться собственной рвотой. Кружится голова, все как в тумане, напротив на стопке чистой одежды сидит и щурится белая кошка.
— Ты что здесь делаешь? — шепчу я.
Такое впечатление, что в горле битое стекло.
Она встает с моего свитера, потягивается, выгибает спину, пару раз выпускает когти, прошивая ткань насквозь.
— Видела, как меня вчера притащили? — Вместо слов получается неразборчивое кваканье.
Облизывается, демонстрируя розовый язычок.
— Прекрати кокетничать.
Приседает на задние лапы, а потом прыгает прямо в кровать. Вздрагиваю от неожиданности, и все тело немедленно скручивает от боли.
— Я знаю, кто ты. Знаю, что с тобой сделал.
«На меня наложили проклятие. Только ты можешь его снять». Ну конечно.
Какая у нее мягкая шерсть, протягиваю руку и глажу выгнутую спину. Вранье все это — я не знаю ее. Возможно, догадываюсь, кем она была раньше, но кто передо мной теперь?
— Не знаю, как тебя обратно превратить. Теперь вижу: я сам тебя проклял, все сходится, но не имею ни малейшего понятия, что делать.
Кошка замирает. Утыкаюсь носом в пушистый мех, чувствую ее лапы на своей коже, острые коготки.
— Амулета против сна у меня нет, ты можешь работать надо мной. Помнишь, как тогда, на крыше, или в сарае в грозу, или когда ты еще была человеком.
Ее мурлыканье похоже на отдаленный рокот грозы.
Закрываю глаза.
Открываю их и снова чувствую боль во всем теле. Пытаюсь встать и поскальзываюсь в луже крови. Надо мной склонились Филип, Баррон, Антон и Лила.
— Ничего не помнит. — Лила теперь в образе девушки, улыбается, оскалив острые собачьи клыки.
Ей определенно больше четырнадцати. Такая красивая, что я съеживаюсь от страха. Смеется.
— Кто пострадал?
— Я, — отвечает Лила. — Ты что, забыл? Я умерла.
С трудом встаю на колени. Театр — я на сцене уоллингфордовского театра. Вокруг никого. Тяжелый синий занавес опущен; из-за него доносится приглушенный шум голосов: наверное, публика собирается. Лужа крови исчезла, в полу зияет открытый люк. Поднимаюсь на ноги, снова поскальзываюсь и чуть не падаю прямо в черную дыру.
— А как же грим? — На сцене появляется Даника в сияющей кольчуге, с пуховкой в руках; ударяет меня по лицу, и поднимается целое облако пудры.
— Всего лишь сон, — громко говорю я сам себе, но это не очень-то помогает.
Снова открываю глаза — теперь вокруг зрительный зал, настоящий драматический театр: красные ковровые дорожки, пыльные деревянные панели, хрустальные люстры и золотая роспись на лепных потолках. Передние ряды заняты разодетыми кошками, они мяукают и обмахивают друг друга программками. Оглядываюсь вокруг снова и снова, некоторые звери оборачиваются, в их глазах отражается свет ламп.