— Не все так просто, Иван. Да, мы получали материалы разведки. Да, мы знали и готовились к войне. Но когда и где это произойдет — в мае, июне, а может, весной сорок второго — на сей счет от Берии и Голикова поступали самые противоречивые данные. Мало того, что фашисты подбрасывали дезинформацию, так еще свои сбивали с толку! На этот раз подобной промашки допустить нельзя. Товарищу Сталину необходима честная, а не приглаженная в кабинетах Лубянки и Генерального штаба информация. Ты понял?
— Извини, Алексей Иннокентьевич, после того, что со мной было, уже не знаешь, кому и верить.
— Иван, твои человеческие чувства мне понятны.
— Дело не в чувствах, я просто многого не знал.
— Речь не о том, кто больше, а кто меньше знал. Не время искать виновного, свернем Гитлеру башку, вот тогда и разберемся.
— Я готов сделать все, что в моих силах, — отбросив последние сомнения, заверил Плакидин.
— Вот и хорошо, — оживился Поскребышев и возвратился к заданию: — Насколько мне известно, работу намериваешься вести через коминтерновские связи?
— Да, — поразился Иван его осведомленности. — Мой источник…
— Я знаю, — остановил Поскребышев и, представив молодого человека, пояснил:
— Детали операции обсудишь с Борисом Пономаревым. Коминтерн — по его части.
Тот выдвинулся из тени торшера, и в ярком свете будущий куратор показался Плакидину совсем юным. Удивление, отразившееся в его глазах, не осталось незамеченным, и Поскребышев ворчливо заметил:
— Ты, Иван, не смотри, что Борис молодой. Он молодой да ранний, настоящий профессионал.
— Сработаемся, Алексей Иннокентьевич, — дипломатично ответил Пономарев.
— В таком случае желаю успеха и надеюсь на тебя, Иван! — завершил встречу Поскребышев и направился к двери.
— Алексей, в 38-м это ты спас меня от расстрела? — спросил Плакидин.
Поскребышев обернулся и с мягкой улыбкой ответил:
— Не люблю ходить в должниках, в 19-м — ты, в 38-м — я. Так что мы квиты.
— Спасибо, — голос Плакидина дрогнул, и он попросил: — Алексей, у меня к тебе будет одна просьба: если что со мной случится, позаботься о жене и сыне.
— Брось, Иван. Ты обязан вернуться живым, от этого слишком многое зависит. И не только для них, — многозначительно заметил Поскребышев и скрылся в потайном ходе.
Оставшись одни, Пономарев и Плакидин продолжили обсуждение деталей операции. И когда все вопросы были исчерпаны, немногословный телохранитель отвез Ивана на дачу.
На следующее утро, как обычно, приехал Фитин и ни одним словом не обмолвился о вчерашней его поездке в Москву и беседе с Поскребышевым, а сразу перешел к делу.