— Но переговоры, которые ведут с вами Курусу и Номура, — блеф! Как вы этого не понимаете?
— Не совсем. Пять дней назад они передали Хэллу новые предложения, и в них есть основа для компромисса. Япония готова отвести свои войска из Индокитая и прекратить военную экспансию в Южной части Тихого океана, а взамен просит разморозить свои активы в США и возобновить поставки нефти.
— Сан, ваша вера в успех переговоров — ошибка и глубочайшее заблуждение! Вы желаемое выдаете за действительное. С ними в принципе невозможно договориться, — продолжал убеждать Плакидин. — Посмотрите на себя глазами Хирохито, и все станет ясно. Неужели вам мало уроков Европы и России? Сколько можно находиться в плену иллюзий?
— Иван, мы не идеалисты и знаем, с кем имеем дело. Хирохито и Тодзио — мерзавцы, но не безумцы, чтобы вести войну на два фронта — против нас и России. Их военные демарши, по мнению Гарри и Рузвельта, рассчитаны на то, чтобы оставить за собой то, что удалось захватить в Азии.
Это стойкое убеждение Сана о невозможности развязывания Японией войны против США сводило на нет все аргументы Плакидина. Иван искал новые доводы, которые бы поколебали его уверенность в мирном исходе переговоров. А Сан, хорошо понимавший чувства друга, недавно вырвавшегося из тюрьмы, относил его катастрофические оценки на счет перехлестывающих через край эмоций. В отличие от Плакидина ему были хорошо известны уязвимые стороны японской военной машины. С теми ограниченными ресурсами, какими располагала императорская армия, и без запасов нефти, к которым она упорно пробивалась, воевать против такого гиганта, как Америка, было равносильно самоубийству. Подобной точки зрения придерживались Гарри Гопкинс и президент Рузвельт.
Придерживался ее и премьер Великобритании Черчилль. В своем последнем конфиденциальном послании к Рузвельту он сообщал о концентрации японских войск на южном направлении и расценивал это как подготовку к захвату южных нефтепромыслов. Но об этом ни в НКВД, ни тем более Плакидин не знали. Не знали они и того, что с помощью «Энигмы» британская разведка, для которой немецкие дипломатические коды не составляли секрета, контролировала содержание германо-японских переговоров в Берлине.
На них речь шла об открытии второго фронта борьбы против СССР. Риббентроп выкручивал руки японскому послу Осиме, пытаясь добиться согласия на то, чтобы премьер Тодзио, наконец, исполнил свое обещание и ударил русским в тыл. Осима, зная о последнем сверхсекретном решении Тайного совета при императоре, отложившего выступление Квантунской армии против СССР до весны сорок второго и определившего в качестве ближайшей стратегической цели — завоевание господства на Тихом океане, вертелся ужом, чтобы уйти от конкретного ответа. Так и не добившись своего, Риббентроп пришел в ярость и направил в Токио шифрованную радиограмму послу Отту. В ней он требовал, чтобы тот встретился с премьером Тодзио и получил ответ на вопрос о сроке выступления Японии в войну с СССР.