— Коммунизм — это, конечно, здорово. Но он — это мечта, — возразил Павел. — А люди живут простыми земными заботами и радостями.
— Мелкобуржуазные заблуждения. Партия этих давно осудила, — категорично отмел Дмитрий.
— А партия у вас что — Господь?
— Что?.. Что ты сказал? Да за такие слова…
— Какие? — вспыхнул Павел.
Спор грозил перерасти в ссору, но вмешался Свидерский и дипломатично заявил:
— Друзья, я думаю, для нас важнее всего товарищество. Сказано не мною, но точнее не выразишь: нет, ничего святее, чем узы товарищества. И нет высшей чести, чем отдать жизнь за друга своего.
— В самую точку попал, Глеб Артемович, — поддержал Дервиш и, пройдясь суровым взглядом по соратникам, продолжил: — Мы потеряли Федорова. Бандура и Козлов в руках жандармов. Не исключено, такое может случиться с каждым из нас. Дулепов и японцы идут по следу, вчерашняя облава у «Рагозинского» — лишнее тому подтверждение.
— Да, в случайность с трудом верится. Сначала провал Федорова, затем — Бандуры с Козловым, а теперь это, — поддержал Павел.
— Выходит, где-то сидит предатель, — заключил Дервиш.
Логика последних трагических событий подтверждала его вывод и свидетельствовала о том, что контрразведка сумела внедрить в резидентуру своего агента. Если предыдущие провалы еще как-то можно было связать с личной неосторожностью Федорова и Бандуры, то произошедшее в «Погребке» расставило все точки над «и». О предстоящей встрече с курьером НКВД Гордеевым знал ограниченный круг лиц. Вывод напрашивался сам собою — кто-то из них являлся предателем. Разведчики оказались перед суровым выбором — продолжить работу, рискуя собой, или залечь на дно. Окончательное решение оставалось за резидентом. Тяжкая ноша ответственности за жизни других давила ему на плечи.
Дервиш поднял голову, и в его голосе зазвучал метал:
— Друзья, то, что мы делаем, — опасно и рискованно. Но сегодня, сейчас, под Москвой гибнут тысячи наших товарищей. Жестокий враг подобрался к самому сердцу родины, и наша информация нужна Центру как воздух. Ей придается исключительное значение. Поэтому надо продержаться хотя бы месяц, какую бы цену за это ни пришлось заплатить. Мы с вами солдаты, а значит, должны исполнить свой долг до конца.
— Авось пронесет, — сказал Свидерский и нервно затеребил бороду. В его глазах, обращенных к дочери, разлились боль и тоска. Дмитрий с Павлом сурово нахмурились. В руках Анны жалобно тренькнула посуда.
Дервиш, чтобы смягчить суровость произнесенных им слов, предложил:
— Аннушка, подавай на стол.
— С чего начнем? — оживился Свидерский.