— Век бы его не видал, — процедил Люшков.
— Ну, почему же. В тюремной камере он очень даже неплохо будет смотреться, — хохотнул ротмистр.
— Ладно, едем. Осточертело сидеть в этой норе, — согласился Люшков и ушел в спальню собираться.
Через полчаса, погрузив нехитрый скарб в машину, они выехали в Харбин. К месту добрались в сумерках. Конспиративная квартира дулеповской контрразведки находилась на улице Нижняя, рядом с Благовещенским собором. Ясновский провел Люшкова по комнатам и, оставив ключи, предупредил, что будет через час. Оставив его обживаться, ротмистр отправился домой, переоделся и возвратился.
Люшков уже был готов. Он, как застоявшийся конь, рвался из узды, чтобы пуститься во все тяжкие. Обход ресторанов они начали с «Модерна». В него Люшков вошел вальяжной походкой светского льва, небрежно смахнул пальто на руки гардеробщику, взбил поредевший кокон волос и, перепрыгивая через ступеньки, спустился в зал.
Ясновский выбрал столик, с которого хорошо просматривался вход. Тут же перед ними появился официант. Люшков не стал мелочиться и, решив сполна отыграться за «китайскую диету», сделал заказ. Ротмистр недовольно нахмурился — такой нагрузки кошелек мог и не потянуть. И пока официант занимался заказом, Люшков плотоядным взглядом пожирал обнаженные женские плечи, роскошные груди, наливными яблоками выпиравшие из смелых декольте. Приметив парочку стоящих бабенок, он оживился.
Ясновскому надоело глазеть на закуски; он разлил водку по рюмкам, и первый тост, как водится, подняли за здоровье, а дальше пили за все подряд. Вскоре на эстраде заиграл оркестр, и публика заметно оживилась. Люшков нацелился на томную брюнетку и пригласил на танец, отгарцевав, возвратился к столику, подмигнул Ясновскому и набросился на аппетитно поджаренную свинину. После осточертевшего риса он блаженствовал, но в какой-то момент почувствовал себя не в своей тарелке.
Обостренное чувство опасности подсказывало: не все так благополучно, как пытался представить ротмистр. Люшков занервничал. Мимо его ушей пролетала болтовня Ясновского, а обнаженные ляжки скачущих на эстраде девиц далеко не первой молодости не будили похотливых желаний. Шум ресторана перестал кружить голову. Люшков быстро протрезвел и исподволь наблюдал за публикой. Ничего подозрительного не заметил и подумал, что ему померещилось, но тут поймал на себе пристальный взгляд и скосил глаз в ту сторону.
За столиком у колонны сидели трое — двое русских служащих средней руки из числа тех, кто протирает штаны в конторах и торговых лавках, и их подруга. На нее без слез смотреть было невозможно. Худая и плоская, как доска, с квадратным подбородком и большими неровными зубами, она отвечала своим кавалерам замороженной лошадиной улыбкой.