– Сами немецкие колдуны и орденские братья этим не занимаются. Да и не смогли бы при всем желании: слишком много народа въезжает в Эль Кудс. Хранители Гроба и рыцари черного креста только охраняют ворота, а в разговор вступают лишь с теми, кто вызывает наибольшие подозрения. Остальных проверяют слуги-кнехты. Мимо этих не пройдет ни один христианин.
– А мусульманин? Сарацинов привратная стража проверяет? Допрашивает?
Бурцев прикинул, сколько цайткоманде и братству Святой Марии для этого потребовалось бы переводчиков? Много, надо полагать.
Лицо Айтегина посмурнело еще больше:
– Рыцарям черного креста служат не только немецкие кнехты, но и некоторые правоверные мусульмане, коих называть так у меня не поворачивается язык. Мне горько говорить об этом, но некоторые мои братья по вере предпочли купить свое спокойствие и спокойствие своих семей подлым предательством. Немцы дозволяют этим мунафикам[32] молиться Аллаху. Пока дозволяют… Но милость Всевышнего они уже потеряли. И даже могущественные Хранители Гроба не в силах уберечь их от справедливого возмездия.
– Возмездия?
– Рано или поздно кого-нибудь из предателей находят с перерезанным горлом, – пояснил наиб.
Ага! В городе действуют подпольщики! Не потому ли партизаны Жана Ибеленского, Айтегина и Бейбарса столь хорошо осведомлены об иерусалимских делах?
– Значит, с перерезанным горлом, говоришь?
– Да, – вздохнул старший эмир султана. – Правда, за каждого своего убитого пса немцы казнят по несколько человек. Мужчин, женщин, стариков, детей – всех без разбора. Сами же псы лютуют хуже зверей. Косой взгляд, брошенный в их сторону, или неосторожное слово могут стоить жизни. А в стремлении выслужиться перед новыми хозяевами мунафики, что несут стражу у ворот Эль Кудса, готовы заглядывать не только в повозки и седельные сумки правоверных мусульман, но и под хвосты их лошадей и верблюдов…
Наиб злобно, с отвращением сплюнул.
– Сможешь ли ты обмануть таких сторожевых собак, Василий-Вацлав? Сможешь ли скрытно пронести мимо их острых глаз и цепких рук запретное оружие?
Перевод Хабибуллы прозвучал нейтрально, но вопрос эмира, как показалось Бурцеву, был задан тоном, уже подразумевающим отрицательный ответ.
Бурцев задумался.
– А скажи-ка, почтенный Айтегин, если в Иерусалим пожелает войти не христианин и не мусульманин, кто из стражников станет с ним разговаривать?
– Не христианин и не мусульманин? – нахмурился эмир. – Это как?
– Ну, например…
Бурцев посмотрел на Сыма Цзяна:
– Буддист, например, из далекой страны Китай. Или…
Он перевел взгляд на Бурангула: