— О Господи! — простонал он. — Почему?
— Понимаешь в чем дело, — начала я как можно более спокойнее. — Я не принадлежу больше тому миру, в котором живешь ты… И о котором ты мечтаешь… И даже отдаленная возможность этого исключена… Ты давно не говорил со мной по-настоящему… Не знал, что творилось в моей душе… Я устала от того общества, в котором мы с тобой жили… И теперь… — слезы душили меня, — словом, прошу тебя, смотри на меня как на монахиню… впрочем, ты и так это делаешь… Смотри на меня, как на человека, который отринул все радости, отказался от счастья, оставив себе лишь работу… на этой ферме…
— Гм, — удивился мистер Рочестер. — Можно я закурю?
Я кивнула, и он зажег сигару.
— Я рад, что смогу принять участие в торжественной церемонии, Джен, — произнес он.
— Какой церемонии?
— Твоего пострижения в монахини. Но я думаю, что этого не случится.
— Почему же?
Он что-то пробормотал, не вынимая сигары изо рта. Потом поднял на меня глаза.
— Готов поручиться, Джен, ты не примешь вновь постриг. Я знаю тебя, Джен, я знаю…
Я сцепила руки на коленях.
— Но ведь ты знаешь, что мне будет плохо без тебя. Как, по-твоему, я буду спать, не зная, где ты и что с тобой… Я ничем не смогу облегчить твои муки… Ну, пожалуйста, не уезжай!
Мистер Рочестер несколько минут вертел в руке сигару, а потом сказал:
— Джен, мне хочется, поверь, чтобы даже тень огорчения миновала тебя. Долго ли я буду отсутствовать? Я и сам не знаю…
— Мне будет очень тяжело без тебя… Может быть, ты возьмешь меня с собой?
Мистер Рочестер долго раздумывал.
— Вот что, — заявил он, поднимая голову, — мы лучше поедем вдвоем… когда… я найду место… у нас будет много денег…
Я улыбнулась, закрыв глаза.
Мистер Рочестер наклонился и поцеловал меня. Это, по-видимому, прибавило ему решительности.
— Если я понадоблюсь тебе, — сказал он, — попроси кого-нибудь из слуг разыскать меня. А теперь усни. Почему ты не спишь сегодня так долго?
— Нет, — сказала я. — Я выйду и похожу немного. Как душно… мне душно… Мне душно и я не знаю, отчего это. Мое сердце торопится и стучит…
Я потянулась, стремительно обняла мужа, спустилась по лестнице в сад.
Торжественный мрак скрывал землю. Ночь дышала безмолвием; полное, совершенно чистое, как ключевая вода, молчание стерегло землю, бесконечно затопив мир, уходило к небу и царствовало. В нем созвездиями толпились невидимые деревья, их цветы кружили голову тонким, но сильным запахом, щедрым и стойким, волнующим и привольным, влажным и нежным, тревожили миллионами воздушных прикосновений.
Я бессознательно остановилась в глубине сада. Руки мои прильнули к горячему лицу и медленно опустились. Неугомонно стучало сердце, немой голос его не то звал куда-то, не то спрашивал. Я снова прижала ладони к груди и, сама не зная чему, рассмеялась.