Мы говорили об Индии. Об отшельниках и ламах, живущих на вершинах Гималаев и на Тибете, куда собирался Джон. О чем угодно, что было для него реальным. Мы жили вне этого мира.
Я сочиняла истории в те дни, когда его не было, а вечерами он устраивался поудобней, вытягивал ноги, и мы сидели, слушая сердца друг друга. Его взгляд был ясен и чист. Он слушал мои длинные истории от начала и до конца.
Лишь однажды я предложила ему поразмыслить над возвращением в Англию.
— Ты бесконечно талантливый человек, Джон, — сказала я, — но ты же не можешь всю жизнь прожить здесь, среди этих племен, где никто, кроме Господа, гор и меня, не слышит твоих стихов, не видит твоих картин… Вернувшись в Англию, ты мог бы овладеть всем миром. Если у тебя этой цели еще нет, она же все равно появится. Я исхожу из твоего характера, Джон.
Он, как обычно, молча и внимательно меня слушал.
— Мне кажется, Джон, тебе стоит подумать об этом… Ты бы мог заявить о себе, поразить, увлечь многих людей… Если ты хочешь, я помогу тебе, я дам тебе денег…
К тебе потянутся, чтобы говорить с тобой, люди всех стран и национальностей. Твое имя станет для многих дыханием… У тебя появятся сторонники, друзья; газеты в погоне за прибылью будут печатать все, что ты им сообщишь. А книги, которые ты написал и еще напишешь, будут отпечатаны в тысячах экземпляров… Потому что в этих книгах ты говоришь, что тайна и условия счастья находятся в руках каждого человека. А многие под счастьем разумеют несбыточное, Джон.
После этого к тебе станет приходить еще больше людей. И ты будешь говорить с ними. Самые простые твои слова произведут не меньшее впечатление, как если бы говорил Шива или Будда. Поверь мне, Джон… — Я смолкла, вся ликуя и светясь сердцем. Но, спустя мгновение, я почувствовала, что Джон внутренне отвернулся и закрылся и что слова мои уже давно отброшены назад, с равной им силой.
Тревожным трепетом было охвачено пламя свечи. Мои нервы напряглись… Еще не успела я почувствовать всю силу удара, как раздалось резкое и холодное:
— Нет.
Джон, глубоко вздохнув, поднес ладони к пляшущему огоньку и сказал:
— Мне надо было остановить тебя, Джен… Послушай… Без сомнения, сделав несколько верных ходов, я мог бы изменить всю свою жизнь и даже обладать властью. Но эта цель мне отвратительна. Она помешает жить. У меня нет честолюбия. Ты спросишь, что же мне заменяет его? Улыбка. Я страстно привязан к горам, пустыням, морям, цветам, к животным, птицам, путешествиям… Еще больше я привязан к своим причудам… Я не могу долго сидеть на одном месте. Я двигаюсь с быстротой ветра, но люблю также бродить по живописным тропинкам. О, Джен, я люблю все!