— Думаю, я понимаю, что вы хотите сказать.
— Это не то, чего можно ожидать от ножа-бабочки, обвалочного ножа для мяса, кинжала — словом, всего, что имеет две заостренные кромки, от кончика лезвия до рукоятки. Здесь было нечто с копьевидным наконечником — острое с обеих сторон у самого кончика, но в то же время лишь с одной заостренной кромкой, наподобие некоторых боевых ножей, в частности ножа Боуи[44] или штыка, у которых кончик лезвия заострен с обоих краев, что облегчает проникновение внутрь. Итак, что мы имеем: линейное входное отверстие в три восьмых дюйма; оба края раны — острые, один немного более притупленный, по сравнению с другим. Далее ширина увеличивается до пяти восьмых дюйма.
Я замеряю, и Анна заносит данные в диаграмму.
— Итак, лезвие достигает трех восьмых дюйма у своего кончика и пяти восьмых — в самой широкой своей части. Довольно узкое. Почти как стилет, — говорит она.
— Но у стилета обе кромки — заостренные, все лезвие такое.
— Может, какой-то самопал? Такая штука, которая впрыскивает нечто взрывающееся.
— Не вызывая термических повреждений или ожогов. По сути, то, что мы наблюдаем, больше похоже на заморозку, при которой ткани становятся жесткими и обесцвеченными, — напоминаю я, замеряя расстояние от раны на спине убитого до макушки. — Двадцать шесть дюймов, в двух дюймах слева от середины позвоночника. Направление: вверх и вперед, с большой подкожной и тканевой эмфиземой вдоль раневого канала. Лезвие прошло через поперечный отросток позвонка в области левого двенадцатого ребра, параспинальную мышцу, периренальный жир, левый надпочечник, левую почку, диафрагму, левое легкое и перикард и уткнулось в сердце.
— Какой длины должно быть лезвие, чтобы пробить все эти органы?
— Как минимум пять дюймов.
Анна включает пилу, с помощью которой мы проводим вскрытие, и мы снова переворачиваем тело на спину. Я подкладываю под шею подголовник и делаю надрез от уха до уха, строго по линии волос, чтобы позднее не были заметны швы. Верхушка черепа белая как яйцо. Я оттягиваю скальп, и лицо сползает, как носок. Черты сжимаются, словно мертвец вот-вот заплачет.
Я открываю дверь офиса, и в его высоких окнах меня встречает чистое голубое небо. Солнце встало, и арктический фронт умчался на юг.
Семью этажами ниже, по скованной белой ледяной коркой дороге, медленно продвигаются машины; по другой стороне, в противоположном направлении ползет снегоочиститель с желтым скребком, поднятым, как лапа краба. Отыскав подходящее место, он с лязгом, которого я не слышу, опускает скребок и принимается за работу, хотя очистить тротуар полностью невозможно из-за льда.